Подлинное счастье наша Джессика принесла, пожалуй, в первую очередь крошечной, деликатной мадам Рубнер, матери Синди – школьной подруги Лу – и еще четырех или пяти отпрысков разного пола и возраста. Дело в том, что Синди входила в узкий круг обладательниц собственных Джессик и, таким образом, общие с Лу интересы сделали ее нашей постоянной гостьей, несмотря на относительно далекое расстояние, разделявшее наш коттедж от под-старину выполненного (а может, и впрямь антикварного) очень компактного особняка в центре, встык с филиалом Первого Национального, который занимало их семейство.
Синди была не единственной гостьей Лу – в соснах за домом собиралась стайка кукловладелиц, представлявших в глазах мадам Рубнер некий детский бомонд, принадлежность к которому ее дочери она ценила очень высоко.
У меня же был собственный интерес в поддержании наилучших отношений с семейством Рубнеров – слабая, но определенная надежда, что со временем пожилой отец Синди – маститый профессор Рубнер, известный кроме мохнатых седых бровей, фундаментальными трудами по восточноевропейской литературе, порадеет о том, чтобы мне достался хотя бы семестровый курс лекций на факультете, деканом которого он изволил быть. Эта надежда покончить когда-нибудь с доставшимся мне ненавистным статусом домашней хозяйки немного помогала мне жить.
Хорошее запоминается, и поэтому я ясно, как если бы это было только вчера, вижу этот – один из последних, счастливых для меня вечеров, где-то в конце лета. Мы сидим с маленькой мадам Рубнер на задней, к соснам выходящей веранде нашего дома и пьем чай с липовым медом. Поодаль шестеро десятилетних девочек танцуют в одном кругу со своими куклами. Осень чувствуется лишь как тень горьковатого аромата откуда-то из другого измерения... Мне спокойно, я еще только начинаю вспоминать свои сны...
– Как хорошо, – мать Синди с любовью смотрела на девочек, – что эти электронные подруги отвлекают их от тех проблем, которые нам в их возрасте... Знаете, я только во сне могла себе представить вот такую картину – когда куклы пляшут с детьми самостоятельно, как... как какие-то создания из сказок... А вечерами они разговаривают... Это немного жутко...
– Да, это немного жутко... А может, и не немного...
– Тем не менее это отвлекает их от ранней сексуальности, например...
– В их возрасте, по-моему, еще рано беспокоиться о подобных проблемах...
– Ну, конечно, – они еще сама невинность... Но меня так беспокоит, что они водятся с некоторыми из этих местных парнишек... Вы понимаете, я не всех, конечно, имею ввиду, но эти латиносы... Они так рано созревают...
Мадам Рубнер стала поправлять немного запыхавшейся Синди, которая забежала на веранду глотнуть морсу, воротничок.
– Дочка, вы, я вижу, уже давно не играете с Пабло... И Франсиско совсем перестал появляться.....
– Ну их, мам... Лора подралась с Пабло... И мы чуть его не побили... И потом – Джессика не хочет, чтобы мы с ними играли.
– Чья Джессика не хочет этого?
Мне показалось, что мадам Рубнер слегка поперхнулась от удивления...
– Моя. И та, что у Лу... ДЖЕССИКА, ВООБЩЕ...
– Господи, – сказала моя гостья, провожая взглядом убегающую к подругам дочь, – я же говорю, что только во сне могла представить...
– Да, – сказала я. – Но как те герои у Шекспира мы, наверное, сотканы из той же материи, что и наши сны...
– Это, кажется, из Бури? – спросила мадам Рубнер. Как и я, она была очень начитанной домохозяйкой.
* * *
– Смерть... – сказала я. – Игра в смерть... Вот с чего началось...
Доктор Горфилд – обстоятельный и допропорядочный, словно пасхальный кулич, нагнулся ко мне.
– Вас угнетает мысль о смерти? Беспокоит ее неизбежность?
Я поморщилась.
– Дочь, доктор... Меня беспокоит дочь. И еще – сны...