Самарканд лихо оказывается Самарой, таурмены пляшут гопака с тур-менами (то есть, на дикой смеси английского с тюркским «мужчинами турок»)… впрочем, всего не перечтешь.
Даже в магометанском летосчислении по годам Хидждры (Гедждры) «улавливаются отголоски имени Георгий, его варианты – Гургий, Гургута. Кроме того, слово «Hegira» может быть слиянияем двух – Гог и эра (напомним: эра = era), то есть могло обозначать просто «эра Гога» или «эра Готов»,»эра монголов». Горгий и Геджра вполне созвучны».[3]
В лингвистике давно известно, что сравнивать звукоподобия – совершенно бессмысленно: они просто ничего не доказывают. Существуют довольно строгие правила, по которым имеет смысл соотносить разные части слов в разных языках, и выводы о происхождении слов, названий, понятий делаются на основании кропотливого анализа корней слов, имеющих родственный смысл и употребляемых в близком контексте.
То, что у литовцев и пруссов почитали бога Перуна (Перкунаса), – свидетельствует о близости народов. То, что у всех славян орудия сельскохозяйственного труда имеют одни названия, а в балтских языках – литовском и прусском – другие, служит доказательством – балты и славяне разошлись до того, как появилось земледелие.
А вот «звуковые параллели» типа: орда-орден, монгол – мегалион, басурман – вессермен, атаман – гетман – гауптманн и так далее[4] – ничего не доказывают, ни о чем не свидетельствуют и могут представлять интерес разве что для игры в буриме или для профессиональной работы психиатра, но никак не для истории и лингвистики. Здесь сравниваются слова, которые в своих языках имеют разное происхождение и разный смысл, а потому их совпадение (весьма относительное, впрочем) не говорит совершенно ни о чем.
Так вот: в английском и в хинди совпадали или почти совпадали названия одних и тех же предметов или действий. В «совпадениях» прослеживалась система!
На это сходство обращали внимание давно. Итальянский путешественник Филиппо Сесетти заявлял о родстве итальянского и индийских языков в 1587 году. Французский иезуит Ф. Керду даже написал об этом пространное сочинение в XVII веке.
Русский ученый Лебедев посетил Индию в середине XVIII века. Он тоже поражался совпадениями с русскими таких слов в языке хинди, как «дзумля» или «агни», – земля и огонь.
Но это, конечно, только самые первые наблюдения. В конце XVIII столетия началось систематическое изучение индусских языков и сравнение их с европейскими.
В 1780 году бенгальским браминам было приказано перевести на английский язык древние законы и священные книги Индии. Что и было сделано.
Древний индийский язык санскрит изучал английский поэт и юрист Вильям Джонс. В 1783 году он получил назначение верховным судьей в Бенгалию. Хороший филолог, он на научной основе сравнивал многие известные ему языки. По его мнению, «санскрит демонстрирует сродство с ними (с языками Европы. – А. Б.) в том, что касается корней и глагольных форм, что не могло бы возникнуть по случайности. Сродство столь сильное, что филологическое исследование вынуждено заключить, что они происходят от общего источника, сегодня, быть может, уже не существующего».
Он же провел первые параллели между мифологиями Индии, Греции, Рима и Северной Европы.[5]
По мнению современных ученых, В. Джонс предлагал не столько научные, сколько интуитивные основания для общности языков. Но начало положено! Возник интерес к проблеме, и ею занялись профессиональные ученые.
В 1816 году вышла книга Франца Боппа (Ворр) – профессора Берлинского университета, члена Прусской Академии наук. Книга называлась очень «научно» и посвящена была самому узкому предмету: «Система спряжения в санскрите в сравнении с греческим, латинским, персидским и германским языками».
В языках, которые сравнивал Франц Бопп, совпадали сравнимые части слов – в первую очередь корни. В этой книге было высказано и убедительно обосновано предположение: древние языки Европы и Индии происходят от единого древнего праязыка! Крупный, по заслугам известный ученый, Франц Бопп не стал бы делать скоропалительных выводов. У него были самые серьезные основания утверждать то, что он вводил в науку.
Этот праязык Бопп назвал «индогерманским», а потомков этого праязыка – индогерманцами.
С выводами Боппа согласился датский ученый Р. Раск, – да, существовал общий праязык! Но только Раск назвал древний праязык более широко – «индоевропейским».
Это действительно более правильное название: ведь сам же Бопп вскоре, в 1835 году, включил в число индогерманских языков славянские, кельтские и армянский.
Рождение индоевропеистикиВ исследование индоевропейских языков включились ученые почти всех европейских народов. Одно их перечисление звучит как перечисление «звезд» мировой филологии и лингвистики.
Р. Рот, К. Пенка, Г. Коссинна, Ж. Ландэ, А. Шлейхер, О. Н. Трубачев, В. Н. Топоров, Вяч. Вс. Иванов, Ж. Дюмезиль, Ф. Б. Кёйпер, В. Г. Эрман, Т. В. Гамкрелидзе, И. Шмидт, А. А. Потебня…
Впрочем, звучание звездных имен можно продолжать еще долго.
Индоевропеистика очень быстро сделалась «ведущей во всех отношениях областью сравнительно-исторического языкознания, образцом для исследования других родственных групп языков».[6]
Почему? Одна причина очевидна: европейские ученые исследовали хорошо известные им языки… По крайней мере, они отталкивались от изучения прекрасно известных им языков; один из индоевропейских языков всегда был родным для исследователя – будь то немецкий, датский или французский. Другие индоевропейские языки были им хорошо знакомы – ведь образованные люди всегда старались изучать «основные европейские языки» – английский, французский и немецкий. Хотя бы один из них.
В XVIII и XIX веках в Европе лидировала Франция – признанный центр науки и культуры. Французский был языком международного общения – его знали образованные люди во всех странах Европы, на нем велись международные документы. До 2003 года иностранные паспорта велись на французском языке, и фамилия автора этой книги при выезде в Германию писалась как Bourovskyi – с соблюдением норм именно французского языка. По-немецки я был бы Burovsky или Burowskiy!
Английский язык стал необычайно важен после Первой и особенно после Второй мировой войны – когда он стал языком международного общения: как до него был французский.
С середины XIX века и до конца Второй мировой войны Германия оставалась страной университетов, профессуры и ведущих достижений в науке. Без преувеличения, мировая наука делилась на две неравные части – немецкая наука, ведущая, и… и вся остальная. Немцы лидировали в области медицины, инженерного дела, физики, химии, наукоемких технологий – тех областей практической деятельности, которые тесно связаны с наукой, требуют долгого учения, высшего образования, напряженной умственной работы.
Знать немецкий язык было очень удобно, чтобы сразу знакомиться с последними и самыми важными исследованиями в своей области: ведь и ученые из других стран старались печататься в Германии.
Не случайно русское дворянство старались учить именно французскому и немецкому языкам – они действительно были важнее всех остальных (как сейчас важнее всех все-таки именно английский, а не персидский и не датский, а также не русский).
Язык древних римлян, латынь, оставался языком науки до конца XVIII – начала XIX века. На латыни общались ученые на конференциях и конгрессах, на латыни печатались книги, предназначенные для ученых разных стран. Вся биологическая систематика построена на латинском языке. Все анатомические атласы не особенно понятны без латыни: ведь названия костей, мышц и сухожилий, физиологических процессов и заболеваний тоже основаны на латыни. К концу XIX века латынь утратил прежнее значение, но это ведь тоже индоевропейский язык!