Их женщина - Сокол Лена

Для обложки использованы материалы с сайта https://www.shutterstock.com/

Элли

– Это ты, цыпа?

У меня все внутренности сжимаются в болезненный комок при звуке этого голоса, мерзкого, с нотками самоуверенной наглости. По позвоночнику ледяными щупальцами крадется страх, впивается в ребра острыми когтями тревоги.

«Пусть только это будет не он, только не эта грязная скотина, Бобби Андерсон».

Но я уже знаю. Этот хрипящий басок и разящий за несколько метров густой одеколонный дух ни с чем не спутать.

– Ты-ы… – Гнусавит он довольно, врубая дальний свет на своем джипе, которым перегородил всю дорогу.

Меня слепит.

Я замираю на мгновение, решая, броситься ли в кусты или развернуться и попробовать побежать обратно. Начинаю метаться на месте, не смея удрать. Мне страшно до дрожи в коленках. Все, что было до этого самого момента, казалось игрой – мы дразнили его, но всегда могли убежать. К тому же, я знала, что мои парни в любом случае за меня вступятся. Шею ему перегрызут, но не позволят грязным лапам прикоснуться даже к кончикам моих туфель.

Теперь же я одна.

Посреди ночной дороги, окутанной туманом и кислым запахом болотной тины. На километр ни единой живой души, кроме меня и этого отморозка, с усмешкой цокающего языком. Стараюсь держаться прямо, а у самой поджилки трясутся. Слезы едва ли не бегут сами собой.

– Тебя подвезти? – Спрашивает голос.

Мне не виден даже его силуэт, а это еще страшнее. В луче света он может разглядеть каждую родинку на моем теле. Пожелает – подкрадется незаметно, слева или справа, захочет – появится из темноты с любого направления. А я, как бабочка под микроскопом, вздрагиваю и не понимаю, то ли пора пятиться назад, обнажая свой страх перед ним, то ли дальше продолжать строить из себя бесстрашную, закусывая до крови дрожащие губы.

– Глухая?

Разум вопит, что нужно бежать. Прямо сейчас. И плевать, как и куда. Обдирая кожу, ломая каблуки, утопая по колено в грязи. Лишь бы унести ноги. И лучше сразу прочь с дороги, в заросли, в сторону болота. Он вряд ли рискнет сунуться туда на своем джипе, чтобы раздавить меня. Побежит сам. И догонит. Жалеть не будет, сразу убьет. Голыми руками.

– Подвезти, говорю? – Он появляется из темноты внезапно.

Возвышаясь надо мной и обдавая плотной волной едкого перегара. Вздрагивая, подаюсь назад в тщетной попытке отстраниться, но его цепкая лапа уже перехватывает мое горло и больно сжимает.

– Нет, – хриплю, бултыхая руками в воздухе и вцепляясь с силой ногтями в давящие на горло сильные пальцы.

Его лицо уже передо мной. Ослепленная светом и перепуганная до смерти, не вижу горящих гневом глаз – и так знаю, как они выглядят, опасно сужаясь до маленьких хищных щелок. Всхлипывая и сипя, пытаюсь ухватить ртом хоть немного воздуха, но голова неумолимо начинает кружиться. Перед глазами расплываются синие круги, руки обмякают.

– Тупая ты шлюха. Это не был вопрос. – Произносит он, брезгливо морщась. Теперь передо мной отчетливо предстают его искривленные губы-лепехи. Наверное, это будет последним, что я увижу перед смертью. – Я никогда не спрашиваю. Просто беру то, что мне нужно.

Мои колени подкашиваются. Валюсь к его ногам, когда он разжимает пальцы. Падаю на асфальт и захожусь в сухом кашле. Хватаюсь за шею, которую разрывает от боли. «Будь ты проклят, Билли Андерсон, после такого тебе точно не жить. Джимми и Майк отрежут тебе твои поганые яйца».

– Ну, не хочешь сделать мне приятное, цыпа? – Усмехается этот урод. Его массивные ботинки приближаются ко мне, противно хрустя песком. – Тебе понравится мой дружок, ты, наверняка, таких еще не пробовала.

Садится на корточки, приближает свое лицо к моему. Несмотря на бьющий в меня яркий свет, вижу злость и возбуждение в его маленьких свинячьих глазках. Тянет руку. Толстые пальцы смыкаются на моих щеках. Схватив меня за подбородок, как какую-то собачонку, подонок резко притягивает меня к себе.

– Обслужи себя сам, – цежу сквозь зубы.

И, не успев, как следует, обдумать свой поступок, смачно плюю ему в лицо. Гордость родилась вперед меня, тут ничего не поделаешь.

Бобби замирает, гневно кривя ртом. Медленно разжимает пальцы, отпуская меня. Затем также медленно вытирает мою слюну со своего лица.

Мне хочется отползти. Но ноги не слушаются. Все тело сводит судорогой от нахлынувшего страха. Понимаю, что такое он точно не простит. И Бобби не заставляет себя ждать – бьет резко, наотмашь. Прямо по лицу.

Удар настолько сильный, что я моментально глохну. Женщин так не бьют. Так можно врезать только мужику. Заваливаюсь на бок, не понимая, жива я или мертва. Словно через вату слышу его тяжелые шаги. Одной рукой он переворачивает меня и ставит на колени.

– Иди сюда, цыпа. – Стальной хваткой его левая рука сжимается на волосах на моем затылке. Правая по-хозяйски скользит по бедру, подбираясь к краю платья.

Бессильно рычу. Мычу что-то. Перед глазами все плывет.

– Давай, рассказывай. – Слышится треск разрываемой ткани. – Как они имеют тебя, дешевка? Сразу вдвоем или по очереди?

На моих глазах выступают слезы. Бобби Андерсон, конечно, не может знать, что я еще девственница.

Майкл

Мне было тринадцать, когда я впервые увидел свою Элли.

Тогда она звала себя Эй Джей, но об этом мне суждено было узнать немного позже.

Обычный день. Бодро улыбаюсь маме. На мне тщательно отглаженные брючки, старомодная рубашка с широким рукавом до локтя, из идеально отполированных черных туфель торчат новые белые носки. Вряд ли бы матушка позволила мне выйти из дома в кроссовках, футболке и шортах, даже если бы я не врал ей, что иду в библиотеку, а сказал бы, что собираюсь покататься на велике с ребятами.

– Мам, не нужно галстука, умоляю тебя.

– Майкл! – Ее тон не терпит возражений.

И я сдаюсь. Проще подставить шею и позволить ей повязать эту удавку, чем полчаса спорить, а затем выслушивать лекцию о том, как полагается выглядеть юным молодым людям из порядочных и обеспеченных семей.

– Просто прекрасно. – Ее лицо расплывается в довольной улыбке.

– Мне пора. – Настаиваю.

Фальшивая беспечность моей улыбки настораживает матушку. Она долго не отпускает руки, словно галстук это волшебный поводок, который поможет ей сохранять контроль над повзрослевшим внезапно сыном. Наконец, ее пальцы забираются в мои волосы и поправляют прическу. Косой пробор, челка на лоб – все должно быть идеально, как она любит. Прилизанно и чинно.

– Отец отвезет тебя. Хорошо? – Делает последнюю попытку.

По плотно сжатым губам заметно, как трудно ей сдерживаться.

– Нет, я хочу прогуляться, мам. Я же говорил.

Этот ответ лишает ее самообладания. Матушка так закатывает глаза, что по ее выражению лица можно прочесть все промелькнувшие в эту секунду в голове мысли: ее сын напивается в районе для цветных, его угощают травкой и заставляют грабить магазин. Или угнать тачку. Потому что, стоит попасть в плохую компанию, так и будет. Непременно. Ведь мир очень страшен, особенно за пределами нашего района.

– Будь осторожен, – выдыхает она.

И тянется мне навстречу.

Еле успеваю увернуться от поцелуя в губы. Мамочка проделывает этот фокус каждое утро, привозя меня в школу. Чмокает, стоит только зазеваться. На глазах у всех. А потом, улыбаясь, стирает следы помады с моего лица.

Похоже, мне до самого колледжа теперь не отмыться от репутации зашуганного маменькиного сынка.

– Пока, – произношу, небрежно клюнув ее в щеку.

И со всех ног бросаюсь к двери.

Знаю, что она будет стоять у окна, фиксируя и оценивая каждый мой шаг, пока не скроюсь в конце улицы. Поэтому иду неспешно и мысленно заставляю себя расслабить плечи. Но как истинный ботаник продолжаю исподлобья оглядываться по сторонам – вдруг в голову прилетит здоровенный мяч, за которым непременно последует раскатистый мальчишеский смех.