– Нет, сэр, – пискнула я.
Что это со мной? Многие отрабатывали наказания, и никто еще не умер. Тогда откуда эта дрожь? Никто никогда раньше не наказывал Иви Астер! За исключением матушки, конечно, но ее хватало только на то, чтобы запереть дочь в комнате и пожаловаться кормилице. Как повелось, я сразу вылезала в окно, спускалась по плющу на землю и до вечера носилась по лесу, собирая сладкие ягоды, словно какая-то крестьянка. И дикий плющ ни разу не выдал меня, пока его под моим окном не срезал зачем-то старик Доусен.
– Крыс не боишься?
– Нет… не знаю.
Конечно, я боялась, но магу такой страх не к лицу. Магу никакой страх не к лицу!
– Шучу, – добродушно проворчал смотритель, вот только глаза оставались серьезными и колючими. – Иди за мной, принцесса. Апартаменты уже подготовили.
Следом за смотрителем я спустилась еще на один уровень и остановилась напротив массивной черной решетки. Все-таки камера? Я шмыгнула носом, раздумывая, сразу зареветь и подождать?
Отец и брат терпеть не могли женских слез, поскольку понятия не имели, что с ними делать. Но Райнер мне не сват, не брат и даже не учитель. Слишком колючий взгляд, слишком насмешливый, словно подначивает: «Ну, давай, выкинь что-нибудь!» Я вспомнила про спаленную лабораторию и опустила глаза. Самое противное, что они еще и счет папеньке выставят, а граф Астер прижимистый. Как бы из приданого не вычел.
Апартаментами мастер Райнер называл камеру три на пять метров, без окон, но на удивление теплую и сухую. Пока мы спускались, воображение успело нарисовать холодный и влажный каземат, полный крыс, слизней и плесени. А также героическую смерть от голода и холода, роскошные похороны, лакированный гроб, многоголосие плакальщиц и мое последнее пышное белое платье, контрастирующее с черным траурным нарядом матушки.
– Устраивайся, – напутствовал Райнер и захлопнул за моей спиной массивную решетчатую дверь.
Я обернулась. Смотритель медленно уходил во тьму. Замка на решетке не было, конечно, если не считать круга силы поверх прутьев. Камера явно предназначалась для удержания мага. Я коснулась черного металла, такой ковали только в предгорьях Чирийского хребта, и поняла, что круг неактивен. Толкнула створку, и та послушно открылась.
– Эй, – позвала, высунув голову в освещенный масляными лампами коридор.
Никто не ответил. Совсем. И не настучал по дурной башке. С минуту я раздумывала, глядя в спину уходящему рыцарю, а затем вернулась в камеру.
Ну, выйду отсюда и что? Я в Академикуме, а не в княжеских темницах, тут либо соблюдаешь правила, либо с позором едешь домой, а позора мне сегодня и так хватило выше крыши. Да и в Кленовый Сад как-то не хотелось… особенно сейчас, когда папенька вот-вот получит счет за сгоревшую лабораторию, испорченные компоненты, приборы и инструменты. Еще пара таких «случайностей», и точно без приданого останусь.
Я бросила сумку с книгами на кровать. Наказание не исключает учебы, скорее уж наоборот, провинившихся спрашивают еще строже.
Откидная столешница и койка, самый обычный стул, серое белье, колючее шерстяное одеяло. В углу, на грубо сработанном трехногом табурете, стоял кувшин с водой и таз, ну и ведро под кроватью, само собой, куда ж без него. Не так уж и страшно, в башне первого потока моя комната была немногим больше.
Я коснулась висевших над кроватью цепей с кандалами, постаралась не думать об их применении. Железо тихо звякнуло. Масляный светильник мигнул, словно соглашаясь с тяжкими мыслями.
Утром меня разбудили конвоиры, вернее, два хмурых позевывающих парня. В руках у высокого была дымящаяся миска с кашей, поверх которой лежал ломоть хлеба.
– Подъем! – заорал дурным голосом второй, рыжий и коренастый крепыш в кожаном доспехе с накинутым на плечи шерстяным плащом. – Живо жрать, и на выход! – Для подкрепления эффекта он несколько раз стукнул сапогом по решетке.
Я подтянула одеяло к подбородку.
– Давай-давай, скромничать потом будешь, перед магистрами. – Он ухмыльнулся и подмигнул. – А перед нами можешь не жаться! Знаю ведь, какие у вас на колдунском порядки.
– Охолони, Жоэл! А то до обеда проваландаемся. Еще одно дежурство хочешь схлопотать? – лениво проговорил высокий, мазнув по мне равнодушным взглядом. – А ты одевайся и ешь.
Поставив миску на пол, парень демонстративно повернулся спиной к решетке. В тусклом свете коридора матово блеснула кольчуга.
– Ладно-ладно. Вот вечно ты со своими баронскими замашками, Крис, – попенял рыжий и тоже нехотя отвернулся. – Сам не развлекаешься и другим не даешь.
Начался первый день искупления.
Вопреки ожиданиям меня не заставили ни мыть полы, ни чистить картошку в замковой кухне, ни скрести котелки. Меня отвели на пустующий склад и усадили составлять целительские наборы. Рыжий Жоэл отпустил пару шуточек в стиле конюхов моего батюшки, но должного отклика не дождался и остался стеречь «пленницу» снаружи. Тогда как его товарищ…
«Крис, – внезапно вспомнилось мне, – его зовут Крис».
…облокотился на дверь, наблюдая, как я развязываю тесемки первого мешочка.
Так он и стоял, словно истукан, одинаково равнодушно взирая на стены, обвешанные гобеленами, на шкафы и даже на меня, перебирающую ингредиенты непослушными руками.
Досыпать противовоспалительного порошка, проверить концентрацию «живой воды», высокую – разбавить, низкую – напитать магией. Заменить «медовую пыльцу», обновить склянки, кульки и пучки трав, завернутых в тонкую бумагу, чтобы можно было легко разорвать, легко добраться, легко применить. Все должно находиться на своих местах, все должно работать. От этого зависит жизнь учащихся всех трех факультетов Академикума вне этих стен.
Если в первый час я еще пыталась поймать взгляд своего надзирателя и найти в нем… Что? Я и сама толком не знала – хоть что-то, отличное от ленивого равнодушия, – то в последующие оставила это бесполезное занятие.
На самом деле – скука смертная. Я не аптекарь и не травница. Я будущий маг. Который спалил целую лабораторию, забыв на столе несколько крупинок «сухого огня». По правилам нужно было обработать столешницу нейтрализующим раствором, но в тот день я торопилась: Гэли сказала, что в лавку завезли артефакты с Проклятых островов. Казалось, я убрала все до крошки. Казалось…
Итог – ни артефактов, ни лаборатории, ни Гэли, а вместо этого замок рыцарей, наказание и истукан напротив.
– Радуйся, что не попала к жрицам, – желая утешить меня, сказала накануне подруга. – В Отречении совсем другие порядки.
И я пыталась радоваться, взвешивая очередную унцию листьев Коха, подавляя желание шваркнуть весами о ближайшую стену. Синие глаза, не отрываясь, следили за моими руками. Листья этого дерева очень ценны и стоят втрое больше своего веса, разумеется, в золоте. Каждый листок способен за час срастить рану размером с фалангу большого пальца, и если пропадет хоть один…
– Если хочешь, пересчитай, – не выдержав, предложила я, но ученик рыцаря никак не отреагировал, лишь продолжая провожать взглядом каждое движение.
Ночью я все-таки разревелась: обхватила колени руками и битый час раскачивалась на узкой койке. В правом углу что-то шуршало, но я так и не решилась зажечь свет и посмотреть. Вдруг и правда крысы? Лучше уж не знать.
Второй день был точным повторением первого. Подъем, холодная вода в тазу, каша и склад с травами. Как и третий…
Богини Аэры, дайте сил! Думаю, я бы взвыла уже к четвертому и сама попросилась на кухню.
У рыжего Жоэла тоже поубавилось оптимизма, шуточки стали повторяться. Крис оставался молчаливым. А я впервые задумалась, кто на самом деле наказан? Я? Они? Или травник, на чьем складе мы хозяйничаем?
Я попыталась разговорить высокого, стараясь быть максимально любезной и приветливой, как учила матушка.
– Скажите, э-э-э… барон, – выудила из очередного мешочка склянку с «живой водой», которая, видимо, уже давно «умерла», и полезла за заменой. – Почему вы все время рассматриваете эти гобелены? Они настолько интересные?