Второй уже подходил к нам. Похлопал по бокам, залез в штаны, проверив, кто мы на самом деле, и не прячем ли в трусах гранаты.
-Чистые, - сказал он, вытирая руки чем-то, похожим на портянку. Мне тоже захотелось вытереться в местах, где прикасался этот человек.
-Что смотришь? Приказ у нас такой. Особист, зверь. Скоро познакомишься.
-Зачем нас к особисту? – удивился я, - мы же пионеры.
-А где же ваши галстуки?
-В чемоданах были, - ответил Мишка, - вместе с формой. Разбомбили нас, мы всё потеряли.
-Так уж и разбомбили? Делать больше немцу нечего, как пацанов бомбить!
-Посмотри, дядя, у Вильки кровь из ушей шла.
«Дядя», парень лет двадцати, подошёл, посмотрел.
-Да, похоже, контузия у тебя, брат, - сочувственно проговорил он. - Ладно, опустите руки, пойдём до штаба. Сдам тебя, кому положено, да вернусь.
-Зачем нас сдавать? – спросил я.
-А что с вами делать? – удивился парень, - не бросать же, да и шли вы со стороны фронта.
-Оттуда все идут, - нахмурился я, вспомнив трупы детей и взрослых, - только не все доходят.
-Это точно, - согласился парень, - доходят не все.
Парень привёл нас к дому с красным флагом, наверно, сельсовет здесь был.
На крыльце, с винтовкой в руках, стоял красноармеец.
-Севостьянов! – позвал наш сопровождающий, - Гнилова позови.
Через некоторое время, перекрикиваясь с дневальным, дозвались некого Гнилова.
Неспешной походкой вышел мужчина в фуражке с малиновым околышем, зелёной гимнастёрке с большими петлицами, в которых красовались ромбы, синих галифе и с папироской в зубах.
Привалившись плечом к столбику на крыльце, лениво посмотрел на нас:
-Ну и зачем вызывал?
-Вот, по вашему приказу задержал, шли от линии фронта. Может, шпионы.
-Шпионы, говоришь? Расстрелять!
У меня в голове гудело, я ещё туго понимал, что происходит, поэтому встретил приказ о расстреле довольно спокойно: всё же только что вылез из могилы.
Мишка же побледнел и уставился на мужчину в синих галифе, думая, что это шутка.
-Что стоишь, Махаев? Приказ не слышал? – спросил мужчина.
-Так, это, товарищ комиссар, это же пацаны!
-Приказы не обсуждаются, а выполняются, слышал такое? – лениво процедил Гнилов, - Бери хлопчиков, и за околицу, там ещё не закопали яму?
Махаев козырнул и велел нам идти вперёд.
И тут Мишка не выдержал:
-Товарищ комиссар! Я - то тут причём? Это Вилька немец, а я еврей! Меня нельзя расстреливать! – и мой друг упал на колени. Наверно, ноги не держали. У меня самого ноги гудели за день пешего хода, да и голова болела.
-Вот видишь, Махаев, как надо? – гордо воскликнул Гнилов, - раз, и выявили врага!
Вот он, момент истины!
Что-то мне показалось знакомым в этом всём, но мешал шум в голове.
-Этого накормить, - показал комиссар на Мишку, - а этого ко мне, - Гнилов повернулся и пошёл в помещение сельсовета.
Меня ввели в прохладный коридор, затем, постучавшись, ввели в кабинет.
В кабинете стоял большой двухтумбовый стол, крытый зелёным сукном, за столом расположился Гнилов, над ним висел портрет Сталина.
Портрет меня заинтересовал. Я давно не видел таких портретов, силился что-то вспомнить, и не мог. Что в портрете было не так?
-Что уставился? Прикидываешь, как сюда повесишь портрет Гитлера? – усмехнулся Гнилов.
-Чево? – не понял я.
-Брось придуриваться, садись на стул.
Я присел на стул, и красноармеец вышел.
-Фамилия, имя, отчество.
Я подумал, честно вспоминая, кто я есть.
-Не помню, - честно сказал я, - Мишка меня Вилькой дразнил.
-Вилька? Вильгельм, значит? – я пожал плечами:
-Может, и Вильгельм. Только меня оглушило, говорите громче, я под бомбёжку попал, засыпало землёй, меня Мишка откопал.
-Хороший у тебя дружок. Там откопал, здесь сдал.
-Кому же хочется под пули? – заступился я за друга.
-Это верно. Сам погибай, а товарища выручай. Немец, значит? – и он что - то спросил, наверно, по-немецки.
-Чево? – опять спросил я.
-Не чевокай, а отвечай, когда тебя спрашивают! – прихлопнул рукой комиссар.
-Так я по-немецки знаю только «хонде хох» и «Гитлер капут» - удивился я.
-Научили, значит, отвечать? А ну, говори, фашистская сволочь, какое у тебя задание?!
Я с удивлением смотрел на кричащего, пытаясь собрать мысли в кучу.
-Я же говорю, - спокойно отвечаю, - контузило меня, я даже имени своего не помню, а вы про задание спрашиваете.
-Хм! Забыл, говоришь? Сейчас напомним, - Гнилов вышел из-за стола и подошёл ко мне. Я не успел подняться, как получил увесистую плюху по уху и улетел в угол, но долетел или нет, уже не помню, потому что услышал совсем другие голоса:
-Ещё разряд!
-Есть разряд! – я почувствовал ощутимый удар током, тело выгнуло дугой.
-Пульса нет, мы его теряем!
Наступила тишина и темнота. Потом на лицо полилась вода.
-Что? Притворяешься, фашистский выкормыш? Вставай, хватит отдыхать.
Я поднялся, сел на полу. Что-то заложило одно ухо. Я приложил ладонь, посмотрел на неё, ладонь была в крови. Перепонка лопнула, что ли?
-Вставай, говорю! – разозлился Гнилов, несильно пиная меня по рёбрам.
Я охнул и встал. В реках у комиссара появилась гибкая палочка. Стек, понял я, непонятно, правда, откуда пришло понимание. Зато почувствовал...
Я и не заметил, как он ударил. Мне между ног.
Я тут же, как подрубленный упал на колени, потом на локти, дыхание перехватило.
Подняв голову, увидел перед собой сапоги, выше - ноги. Появилась мысль ответить, ударив между ног. Вовремя сообразил, что он просто провоцирует нападение.
Забьёт насмерть теми же ногами.
-Вставай, хватит кланяться! – разочарованно сказал Гнилов.
Я сел на пятки, силясь вдохнуть, в это время открылась дверь, и вошёл ещё один военный.
-Опять с детьми воюешь, Сёма? – спросил он.
-Да это немецкий шпион!
-Шпион, говоришь? – спросил военный, усаживаясь за стол, - Ну ка, посади его на стул.
Сёма взял меня за воротник и усадил на стул.
Голова трещала, внизу болело, я не знал, за что хвататься руками. Взялся за всё, размазывая кровь по щеке.
-Ты что, бил его? – удивился вошедший.
-Ничего я не бил, он контуженный, под налёт попал, вот и кровит.
-Вижу я, дождёшься ты, Сёма, - Сёма, усмехнувшись, сел на краешек стола.
-Как зовут? – обратился, как я понял, командир.
С трудом приведя дыхание в порядок, я выдавил:
-Не помню.
-Врёт, - хохотнул Гнлов, - мне говорил, что его Вильгельмом зовут!
-Это не я говорил, Мишка…
-Что за Мишка? – заинтересовался командир.
-Вместе их поймали, Мишка сдал этого, сказал, что он немец.
-Ну, немец. Мало у нас немцев?
-Они шли со стороны фронта!
-Ты знаешь, где сейчас фронт? Ты будешь расстреливать всех беженцев?
-Этот крепкий орешек, не признался, что немецкий знает.
-Немецкий не знает? – удивился командир, - первый раз вижу немца, не говорящего по-немецки!
-Я всё забыл, - прохрипел я, - после контузии. Меня накрыло взрывом, засыпало землёй, меня Мишка выкопал. Я не вспомнил ни Мишку, ни себя. Вы думаете, если меня бить, появится память?
Командир хмыкнул, мельком взглянув на Гнилова.
-Я читал, - сказал Гнилов, - немцы придумали, как управлять людьми. Делают закладку в голове и отправляют на задание, при этом человек ничего не помнит. Потом он подбирается к объекту и… хоп!
Мы с командиром с удивлением уставились на комиссара. Я никогда бы не подумал, что Сёма что-то читал, кроме циркуляров сверху и доносов снизу.
-Что смотрите? Мне нравится фантастика! – Командир облегчённо вздохнул:
-Напугал ты меня, Сёма, я уже поверил было!
-Всё может быть! Есть у немцев такие маленькие пистолеты, как карандаш, привязал его… куда не заглядывают, и можно убить кого угодно.
Я представил себе это, сравнив длину карандаша и свой… и, несмотря на боль, затрясся от смеха.