Главное – виновен! Толпа, науськанная мракобесами, под шумок уничтожила мой пансион и всех, кто там был, сопровождая бесчинства насилием и грабежом. Под корень вырублена сама идея светлого будущего. Сидеть вам и дальше, господа, в вашем вонючем средневековье. Еще сотню лет, а может, и две. Ну‑ка, ну‑ка, что еще страшненького могло произойти, чтобы ты внезапно переменила все свои и, – она подчеркнула, – наши планы? Сон дурной увидела?
– Что может быть страшнее того, что уже произошло? Война или чума? – спросил Кеннет. – В обоих случаях Констанца станет смертельной ловушкой.
– Анелька, – устало произнесла Аранта, – я вам не принадлежу.
Это в конце концов им следовало уяснить. Она не их волшебница. Она была волшебницей Рэндалла Баккара, но она, черт возьми, не обязана предоставлять себя в распоряжение всякого, кто пожелает воспользоваться ею, как силой.
– Аранта, – сказал Кеннет глухо, – в Констанцу возвращаться неразумно. Я уверен, тебя ищут повсюду. Все королевские службы и черт‑те сколько платных осведомителей.
– Вот‑вот, – поддакнула паршивка Грандиоза. – А как же наша Счастливая Страна? Кто‑то же намеревался подлечить там душевные раны?
– Счастливая Страна подождет, покуда я выйду на пенсию, – отрезала Аранта. Не будет она карманной волшебницей, баста! – Я должна знать, что происходит.
– Ты каждый день собираешься менять планы или как? Не пойду я туда! Ты можешь дразнить гусей сколько тебе вздумается, а я спаслась чудом.
– Погоди! – неожиданно вмешался Кеннет. – А если я?
– Что – ты? – Обе спорящие дамы разом повернулись к нему.
– Женщинам возвращаться в столицу опасно, – объяснил Кеннет свою мысль. – Ну так посидите и подождите, покуда я принесу вам новости. Пива, кстати, выпью. А решать будете потом, когда будете точно знать, зачем вам туда и какова степень риска.
– Нечего на поводу… – начала Грандиоза, демонстрируя безапелляционный норов будущей жены.
– Кеннет, а если опознают тебя?
– Спишем на неизбежность, – невозмутимо ответил бывший лучник. – Пойду попозже, чтобы войти в город вечером, а утром вернусь, как только откроют ворота. Я хожу быстро. В любом случае держаться в Констанце тесной группой – значит привлекать к себе излишнее внимание. Не всегда тебе удастся так ловко отводить глаза, как это вышло в последний раз. Я так понял, тебе сильно надо?
– Я чувствую себя так, словно меня прокляли, – призналась Аранта, снова опускаясь наземь виском.
– А тебе привыкать? – В этом был весь Кеннет. Она улыбнулась через силу.
– Ладно. Сходи.
Аранта обвела замутненным от сна взглядом поляну, на которой они остановились сегодня на рассвете, чтобы дать себе наконец отдых. Был уже день, сумрачный и по‑июльски влажный. Мокрые кусты, казалось, подступили ближе за то время, пока она спала, и ветви нависали низко, обремененные обильной листвой. Темный цвет густой зелени напомнил ей о том, что стоит середина лета. Некоторое время Аранта склонялась к тому, чтобы обвинить в своем сне тяжелый дух испарений, поднимавшийся стеной от волглой почвы. Одежда набрякла росой и липла к телу.
Та часть ее натуры, которая прежде негодовала, восхищалась, трепетала и билась в тесных рамках человеческого существа, все, что она привыкла называть сущностью Красной Ведьмы, теперь пустовала, словно выжженная раскаленным или, скорее, замороженным железом, и ей оставалось только лениво недоумевать по этому поводу. Все правильно. Если у этого молчания, поселившегося внутри нее, есть внешняя причина, Кеннет выяснит ее.