Андрей Кокоулин
Его не встречали.
Виктор шагнул с подножки на перрон, щурясь на давно не крашенные фермы сводчатой вокзальной крыши. Правую руку его оттягивал чемоданчик потрескавшейся коричневой кожи, в левой он держал шляпу.
Часы под крышей показывали десять сорок. Поезд, получалось, опоздал на двенадцать минут. Не так уж и много.
Медленно двинувшись на блеск стеклопластиковых дверей, выводящих в город, Виктор нахлобучил шляпу на глаза.
Звук шагов гулко отзывался в сплетении ферм над головой.
Вокзал казался чересчур большим, чересчур вместительным для такого маленького городка. Может быть, выстроили его с расчетом на то, что Кратов со временем разрастется в мегаполис. А может быть, городское начальство того периода безнадежно болело гигантоманией. Был, конечно, и третий вариант. Да, третий…
Немногочисленные пассажиры таяли в дальнем конце.
Пространство вокзала было пусто и неухожено. В облупившихся полуарках стояли газетные и кофейные автоматы. Газеты предлагались пятнадцатилетней давности, кофе наверняка тоже. Под скамейками скопился мусор, желтели засохшие шкурки пумпыха. Стекла касс были замазаны белилами. И давно, с самого открытия.
Скоро все развалится, облетит, скиснет окончательно, а там и рухнет само в себя. В вышине кружилась пыль.
Как странно, подумал Виктор.
У стеклопластиковых дверей ручек не было — их полагалось толкать. Две центральных были заперты, и Виктор опробовал их обе.
Ему никогда особенно не везло.
Зато поддалась дверь левее, раскрылась, выпустила. Виктор встал на длинном крыльце, пробуя Кратов ноздрями. Пахло пылью, парами дрянного бензина, почему-то деревом и краской. От привокзального кафе веяло блинами и мясной поджаркой. Голоден ли я? — спросил себя Виктор. И не разобрался в ощущениях.
В пользу кафе решил толстый господин, аккуратно и вкусно кушающий яичницу за свежевымытой витриной.
Сразу как-то… слюна выделилась…
Виктор выбрал место, шагнул за столбики ограничителя и трусцой, нарушая, пересек улицу. Все равно ни справа, ни слева транспорта не было. Куда пассажиры рассосались — поди пойми. По подворотням, по переулкам.
А может вот в кафе…
Он нарочно дал вволю позвенеть дверному колокольчику.
— Здравствуйте.
Женщина у стойки подняла голову.
Когда-то она была красива, но, похоже, давно перестала следить за собой. Виктор невольно задался вопросом, что было тому причиной. Личная трагедия? Разочарование в жизни? Что-то третье? Да, третье…
Как всегда.
— Вы с поезда? — спросила женщина.
— Да, — Виктор улыбнулся. — У вас можно позавтракать?
— Яичница с зеленью, сок. Вас устроит?
— Вполне. Но вместо сока лучше воды.
Женщина кивнула и повернулась к вырезанному в стене окну, сообщающемуся, видимо, прямо с кухней.
Виктор смог рассмотреть ее фигуру, и она ему понравилась. Невысокая, правильных пропорций. И ноги не короткие.
— Калеб, яичницу из трех яиц!
Женщина несколько раз шлепнула ладонью по доске, прибитой внизу окна импровизированным подоконником.
— Что? — в проеме на миг показалось усатое лицо повара. На подбородке у него темнел травяной стебель.
— Яичницу.
— Всего-то? Эх, пропадаю, как талант, — вздохнул повар и действительно пропал.
Где-то рядом с местом пропажи громко зашипело масло.
— Вы можете сесть пока, — сказала Виктору женщина.
Он был совсем ей не интересен.
Нестарый, подтянутый мужчина, с располагающей внешностью, кареглазый, лобастый, с загадочной черточкой шрама на твердом подбородке — не интересен. Конфуз.
Что-то глухое, как заколоченные окна, было в глазах у женщины. И ладно. Он не навязывается. Просто странно.
Точнее, даже не столько странно, сколько…
Ладно. Виктор скомкал мысль, подхватил стакан с водой, нацеженной из-под крана, кстати, вполне прозрачной, и сел за столик в дальнем углу.
Кроме толстого господина, который уже собирался к выходу, посетителей в кафе больше не было. То ли заведение не пользовалось успехом, то ли одиннадцать часов — слишком рано для обеда и слишком поздно для завтрака.
Или третий вариант?
Рядом со столиком к его неудовольствию оказалась подсобка, из-за двери которой слабо, но все же ощутимо несло химией. Пришлось пересесть ближе к выходу.
Шляпу он повесил на растущий из стены крючок, снял плащ и сложил его рядом, а чемоданчик поставил в ноги. Покрутил солонку и перечницу.
Вокзал за окном высился монстром, косая дырчатая его тень падала на торец соседнего дома, заползала на крышу; прохожих на улице было двое, но скоро не осталось ни одного, вышли из поля зрения; слева поднимал жалюзи кондитерский магазинчик.
Поздновато они тут встают.
— Пожалуйста.
На широкой тарелке, поставленной перед Виктором, неровный остров яичницы таранили стручки синтетических черемши и фасоли, а бурые шарики гороха окружали оранжевые кратеры желтков. С края еще наплывал сметанный соус.
Яичница парила.
— Спасибо, — наклонил голову Виктор, принимая завернутые в салфетку вилку и нож.
Женщина сухо, уголком губы, улыбнулась, но не ушла. Постояла, качнулась под его взглядом и села напротив.
— Извините, вы из столицы?
Виктор кивнул, опустив взгляд к тарелке.
Разделку яичницы он начал с деления пополам, затем половину с одним желтком придержал вилкой и нарезал ее на по возможности равные дольки. Обмакнув нож в соус, вымазал желток. Аккуратно поперчил. Наколол стручок фасоли.
Женщина наблюдала за его действиями, не решаясь прерывать. И только когда он принялся жевать, глядя ему в щеку, спросила:
— Там все по-прежнему?
Прежде чем ответить, Виктор позволил себе неторопливо разобраться с еще двумя дольками и, напоследок, с самой лакомой деталью — желтком. Ему хотелось узнать, так ли ей важен ответ, чтобы его дождаться.
Оказалось — важен.
— Как вас зовут? — спросил он, принимаясь за вторую половину яичницы.
— Магда, — ответила женщина.
— Так вот, Магда… — он поморщился, когда нож оскреб дно тарелки, и отложил его. — Что вас интересует в столичных делах?
— Ну, фестиваль, — сказала она неуверенно.
— Фестиваль проходит каждый год, — Виктор попытался поймать ее взгляд, но Магда, наклонив голову, разглядывала свои пальцы. — Приезжают люди, идут колоннами от Первых Домов до площади Колонистов, слушают речь. Затем все танцуют. Но год назад было веселее. И так из года в год.
Ее лоб наморщился.
— Это плохо.
— Вы хотите попасть туда?
— Нет! — чуть ли не испуганно ответила женщина.
Виктор кивнул.
— Вам здесь хорошо?
У нее дрогнули желтоватые, в сизых жилках веки, но глаз она так и не подняла.
— Да, мне здесь хорошо, — тихо произнесла женщина. — Я здесь на своем месте. Я обслуживаю людей. Я довольна.
Она говорила в стол, длинному сколу по краю, своим рукам, салфетке.
— Извините, — сказал Виктор.
— Я могу идти?
Она до хруста стиснула пальцы. Губы ее изогнулись, глубокие, лунообразные, уродливые ямочки обозначились на щеках.
— Конечно, — сказал Виктор. — Идите. Извините еще раз.
Ему было стыдно.
Женщина встала. Он думал, что она вернется за стойку, но ошибся. Нетвердым шагом Магда направилась в дальний угол, будто пьяная по пути налетела на стол, опрокинула вазу с искусственными цветами и, хрипло расхохотавшись, толкнула незаметную дверь.
Дверь, кажется, вела наружу, на задний двор. Во всяком случае, оттуда плеснуло серым утренним светом.
А затем — хохотом.
Виктор повернул голову и заметил в прорезанном на кухню окне отпрянувшую тень повара. Переживает? Или просто любопытствовал?
Порывшись в карманах брюк, Виктор нашел бумажку с адресом, поднял чемоданчик, перекинул плащ через руку, нахлобучил шляпу и, не прощаясь, вышел на пустынную улицу. Где находится здание полиции, он примерно (по бумажке) представлял.