Возвращение в Пустов - Кокоулин Андрей Алексеевич

Возвращение в ПустовАндрей Кокоулин

В вагоне было накурено и холодно.

Ни белья, ни матрасов. Ревели дети. Какие-то тетки с тюками тряпья мотались туда и сюда по проходу, все время заставляя Шумера отклоняться и толкать плечом в плечо соседа справа. Сосед, худой высокий мужчина в плаще и с «дипломатом» на коленях, каждый раз болезненно морщился и несколько секунд потом играл желваками, словно сдерживал в себе желание вскочить и дать в морду.

Вслед теткам неслась ругань, но те лишь злобно отбрехивались.

Кроме табака пахло потом, мокрой кожей и рыбой, а еще вонючими обедами, которые для кондиции требовалось лишь залить кипятком. Пряный химический дух наплывал то слева, то справа, и Шумер, сглатывая слюну, закрывал глаза. В темноте успокаивать желудок, протестующий и согласный давиться даже этой химией, было почему-то легче.

 А мы валетика!

За откидным столиком у окна играли в «тысячу».

Играли втроем. Плотный, с бульдожьим лицом мужчина в кургузом, идущем складками пальто и шустрый, востроносый малый в пиджаке поверх водолазки и в кепочке, примявшей рыжие волосы, изображали незнакомых друг другу попутчиков. Они сидели наискосок от Шумера, и он примечал, как у них виртуозно получается координироваться. Как бы невзначай цепляя карты, порхали пальцы, скрещивались, складывались в зыбкие знаки.

А глазом  ни-ни.

 Пиковый марьяж! Значит, пики  козыри, граждане!

Третьим игроком был хорошо подстриженный парень лет девятнадцати-двадцати, пытающийся выглядеть взрослым. Румянец азарта плясал на его щеках. Одежда  джинсы и кожаная куртка, из рукава которой выглядывает манжет дорогой рубашки. Шелковый пижонский шарф обернут вокруг шеи. Шумер так и не понял, как его занесло в общий вагон. Впрочем, кажется, никаких других вагонов в составе и не было.

Все равно странно.

 Кто ходит?

 Твоя ходка, парень.

 Тогда по бубям.

Щелкнула, ложась, карта.

 Вот ты ушлый!

Рядом с парнем, подобрав под себя ноги, сидела одного с ним возраста девчонка. Юбка в косую полоску. Короткое пальто. Уткнувшись спутнику в плечо, она с закрытыми глазами слушала плеер. Лицо ее было симпатичным, умело накрашенным, но Шумеру казалось пустоватым. То ли из-за того, что он не мог увидеть ее глаз, то ли из-за того, что она жевала. Челка светлых волос падала на лоб.

Тук-тук  выбивали колеса на стыках. Тук-тук. Челка покачивалась в такт, кончиками волос задевая ресницы.

 Все!

Парень, улыбаясь (видно было, как внутри его просто-таки распирало от победы), собрал последнюю «взятку». Рыжий малый досадливо ткнул в плечо мнимого незнакомца-соучастника:

 Слышь, везет человеку!

«Бульдог» поморщился:

 Ладно, считаем! Кто сколько объявлял?

За мутным от грязи окном проскочили домики, и снова потянулись леса и поля, прореженные линиями электропередач, деревеньками или отдельными, непонятного назначения зданиями, подходящими чуть ли не вплотную к путям.

Склады? Какие-то железнодорожные строения вроде депо?

Шумер этого не знал. Тем более, часть утягивающихся за окно зданий выглядели брошенными в процессе строительства.

 Так, у меня  сто шестьдесят!

 А, это с бубновым марьяжем, что ли?

 С ним. Плюс пиковый в самом начале,  радовался парень.

 Это тебе повезло, честное слово,  уныло почесался рыжий.  Фарт прилип к руке. А у меня, значит, два короля и две десятки. Пишем, да?

 Пишем,  кивнул «бульдог» и вывел шариковой ручкой на тетрадном листке новые цифры.  У тебя всего двести двадцать. У Вячеслава  семьсот. Ну и у меня  триста шестьдесят. До тысячи, собственно, всего-ничего чесать.

По проходу пробежал голопопый ребенок в маечке. Ребенок визгливо хохотал, за ним  «Сейчас поймаю! Ай, поймаю!»  протопала дородная мамаша.

Худой сосед с «дипломатом» болезненно среагировал и на нее.

 Вы можете потише?  произнес он, наклонившись.

 Постараюсь!  обернулась мамаша.

Сосед выпрямился, убрал локоть, поставленный Шумеру на бедро.

 Извините.

 Голова?  спросил Шумер.

 Она самая.

Сосед попытался улыбнуться, но, видимо, от приступа боли уголок губы пополз вниз.

 Ой, а возьмите анальгину,  свесилась с верхней полки рука.

На ладони белел кружок таблетки.

 Спасибо, анальгин не помогает.

Рука повисела и утянулась обратно.

 Как знаете.

 Простите. Я могу попробовать.

Шумер развернулся к соседу и чуть исподлобья посмотрел в измятое морщинами лицо. Отметил высокие скулы и желтоватую кожу. Недельная щетина была похожа на серую пену. Издерган. Измучен. Какая-то внутренняя борьба.

 Руку можно?  спросил Шумер.

 Зачем?

По лицу соседа скользнула гримаса. Он уже видел в Шумере мошенника и выжигу, который только и ждал подходящего случая, чтобы поиметь профит с легковерного пассажира. Знаем, знаем, читалось в его больных глазах, подсаживаются такие на свободные места, уши торчком, сболтнешь лишнего, а перед тобой уже специалист нужного профиля, истово желающий безвозмездно поучаствовать. Хочешь, строитель, хочешь, юрист, хочешь, человек со связями, помогающий решать любые проблемы.

Или вот врач.

Наверное, и средство чудодейственное припасено, в жестяной, для солидности, коробочке. Пилюлька какая-нибудь. Последняя. Которую можно оторвать от сердца за двести или триста рублей.

Впрочем, Шумер сознавал, что в немалой степени сам способствует такому отношению к себе. Он отправился в Пустов спонтанно, в чем был. Родные места позвали его, и он поехал, к счастью, обнаружив в карманах старого пальто достаточно денег на билет. Не хватило денег, пошел бы пешком. Ему не составило бы труда.

Но раз поезд  то что ж, поезд.

А большой город  Бог с ним. Не повезло. Да и должно ли было? С самого начала как-то не сложилось. Почему б не вернуться?

Расстались легко.

Конечно, человек без вещей, в темных, в мелкую полоску, мятых брюках, желтой футболке и пальто, да еще и слегка побитый, симпатий в поезде вызывать не будет. Шумер это понимал. Но куда от себя денешься?

 Я должен пульс ваш проверить,  сказал он соседу.

 Вы уверены?

 Да,  сказал Шумер.

 Чё, доктор что ли?  перегнулся к нему рыжий в кепочке. Пихнул в плечо, подмигнул крыжовенным шулерским глазом.

 Почти.

 Может и меня потом посмотришь?

 Коля, ты в игре?  одернул рыжего «бульдог».  А то я раздал.

 Не фартит же.

 Значит, Вячеслав с нас поимеет.

 Ну, не, как это поимеет? Мы еще поборемся.

Рыжий подсел к столу.

 Может, это, ставочки поднимем?

Гремя собранными стаканами, прошла проводница  грудастая женщина с невыразительным, неумело накрашенным лицом. В поджатых губах ее прятались раздражение и недовольство. Шумер мельком подумал, что она ненавидит свою работу. Найдется жертва, на ней проводница и выместит эту ненависть. Что тут думать?

Хлопнула дверь. Протянуло холодом по ногам. Оббивая углы полок гигантских размеров сумкой, по вагону потащилась очередная тетка, перетянутая платками, как пулеметными лентами.

 Ганна!  позвали ее обратно.  Ганна, звертайся!

 Шо?

 Звертайся!

Бум! Бум! Сумка поприветствовала Шумера, царапнув затылок. Тетка, потоптавшись, пропала в проходе. Снова зашлепали карты.

 По крестям!

 Так что?  спросил сосед.

Опустив глаза, Шумер увидел протянутую к нему руку, смятый к локтю рукав плаща, обнажившуюся кожу.

 Извините, я просто

Шумер окольцевал большим и указательным пальцем чужое запястье. Пульс у соседа был торопливый, галопирующий. Куда спешит? Он слегка надавил.

 Двадцать семь минут.

 Что?  не понял, наклонился сосед.

 Через двадцать семь минут боль пройдет,  сказал Шумер.  Можете засекать.

 И все?

 А что еще?  удивился Шумер.

Сосед отпустил рукав.

 Как-то вы странно  он мельком взглянул на часы. Его худое лицо на мгновение вновь скомкала болезненная гримаса.  И что денег не надо?

 Нет,  улыбнулся Шумер.

 А червовый марьяж!  донеслось от столика.

Рыжий выложил даму и загоготал.