Скалли обрадованно воскликнула:
— Значит, ту записку под Барнета сработали!
— Такое объяснение кажется Хендерсон маловероятным.
Малдер отложил полученный факс в сторону и задумался.
— Отпечатки есть?
— Отсутствуют, — пробормотал он.
Скалли вдруг сообразила, что именно пришло напарнику в голову:
— Слушай, почему ты решил, что он жив? Ведь у Барнета было много времени в тюрьме. И времени, и приятелей… Может, он заранее написал записку и попросил кого-нибудь из них? Когда тот освободится…
Малдер понимающе кивнул:
— Месть из могилы? — и тут же замотал головой. — Записка написана не более сорока восьми часов назад. К тому же это было бы слишком!
— Но он же обещал, что убьет тебя… А как он мог сдержать обещание иным способом!
Малдер удивленно вскинул глаза, и Скалли поспешила объяснить:
— Я только что поговорила с агентом Фэрду…
— Он показал тебе видеозапись, где мы берем Барнета? — в голосе Малдера прозвучала что-то, похожее на боль.
Скалли подошла к нему, положила руку на плечо:
— Малдер! Ты тогда поступил абсолютно верно. Ни на что другое ты не имел права.
— Да неужели!? — Малдер стряхнул ее руку. — А тебе известно, моя дорогая, что у Стива Уоленберга осталось двое детей? А тебе известно, что один из его парней сейчас лучший игрок в футбольной команде? — голос Малдера поднимался и натягивался, как струна. — А тебе известно, радость моя, что, нажми я на курок двумя секундами раньше, Уоленберг сегодня пошел бы на стадион болеть за своего сына! — Малдер так хватил кулаком по крышке стола, что подпрыгнул факс. — Но он лежит на кладбище, а какой-то… труп смердящий грабит магазины, убивает людей и оставляет мне идиотские послания! — Малдер еще раз хватил кулаком по столу, смерил Скалли ненавидящим взглядом и выскочил за дверь.
А Скалли, вздохнув, прочитала копию свидетельства о смерти Джона Барнета. И принялась обдумывать ситуацию.
Ситуация сложной ей не представлялась. Малдер, судя по всему, считает, что Барнет каким-то образом остался в живых. Федеральный департамент тюрем считает, что он мертв. Значит, надо определить, кто из них прав.
Этим она и занялась.
Школьный стадион Александрия,
штат Вирджиния
День первый
Два часа спустя
Малдер сидел на трибуне и смотрел на поле стадиона.
Уоленберг-младший, получив от партнера мяч, сделал рывок по правому краю. Его вовсю пытались остановить; соперники в азарте висли на нем гроздьями, но парень неуловимыми движениями освобождался от цепких на вид захватов. Еще пара резких торможений, пара уходов в сторону, и красивым нырком он приземлил мяч в зачетном поле.
Тренер, крепкий, внушительных габаритов мужчина, дал свисток и крикнул:
— Неплохо, Уоленберг! Молодец!
Партнеры хлопали парня по шлему, дружески тыкали кулаками под ребра.
Тренер снова свистнул:
— А теперь давайте-ка проведем еще одну атаку! По варианту «Б», с переходом Уоленберга на левый край…
Футболисты побежали на исходные позиции.
Малдер встал, отряхнул плащ, спустился с трибуны на беговую дорожку.
День был пасмурным, но на сердце у Малдера посветлело, стало тепло.
Он вспомнил, как приехал сюда в первый раз. Ему казалось, он умрет от стыда либо сердце разорвется от жалости к этому пацану.
Однако Уоленберг-младший так азартно боролся с соперниками, подбадривал себя и партнеров столь воинственными воплями, что сразу становилось понятно: если и нужно этому парню что-либо от жизни, то уж никак не стыд и жалость со стороны человека, повинного в смерти отца. А потом Малдер понял и еще одно — какую бы ошибку ты не совершил в жизни, он, жизнь, продолжается. Улетают в прошлое дни, месяцы, годы, и свои ошибки становятся всего лишь фактом твоей личной биографии…
И все-таки время от времени он приезжал сюда; подобный брошенной женщине, сидел одиноко на самом верху; смотрел на сражающихся парней. Неверное, в этом было что-то от мазохизма, но он предпочитал думать, что таким образом отдает некий долг человеку, которому давно уже ничего ни от кого не требуется.
Малдер прошел вдоль трибуны к выходу со стадиона.
Немногочисленные группки взрослых и детей — наверное родители и друзья игроков — азартно болели за своих. Громче всех кричал молодой парень, сидевший в первом ряду. На голове его красовалось бейсболка с надписью «Вашингтон кэпитэлз», и, судя по всему, он переживал за младшего брата.
«Нет, все-таки жизнь продолжается, — подумал Малдер. — А вместе с нею продолжается и работа. И если Барнет жив — а он, что бы там ни говорил Реджи, по-видимому, жив, — то пришло время отдавать старые долги, долги, которые выражаются не в сидении на трибуне…»
Покинув стадион, он направился к машине.
И ощутил, как в беззащитную спину уперся чужой, свинцово-тяжелый, остро ненавидящий взгляд.
Он резко обернулся, быстро осмотрелся.
Чепуха! Никому он тут был неинтересен, никто в его сторону и головы не повернул.
Он подошел к машине. И застыл.
На водительском сиденье лежал бумажный пакет. А дверца оказалась незапертой, хотя он точно ее запирал.
Тепло на душе превратилось в антарктический лед. Малдер зачем-то потрогал зеркало заднего вида, беспомощно оглянулся. На него никто не обращал ни малейшего внимания.
Тогда он осторожно открыл дверцу, взял пакет, надорвал бумагу.
В пакете лежала небольшая стопка фотографий.
На верхней — крупным планом он сам, Малдер. Вид пришибленный, будто ему наступили на хвост… Следующая — он и Скалли перед ювелирным магазином. Потом — Скалли одна, крупно. Серьезная, как всегда. Это вам не Хендерсон!.. А вот спецагенты Дана Скалли и Фокс Малдер входят в Штаб-квартиру ФБР.
Последним в стопке оказался лист бумаги в половину формата А1. А на бумаге слова…
«ЗАГНАННЫЙ ЛИС РАНО
ИЛИ ПОЗДНО СДОХНЕТ».
Малдер вновь закрутил головой. На него по-прежнему никто не смотрел.
Антарктический лед переплавился в жгучую африканскую ярость.
— Ничего, сукин ты сын, я до тебя доберусь!!!
Жгучую африканскую ярость заметили. Недоуменно оглянулись, возмущенно фыркнули, легкомысленно ухмыльнулись, растерянно пожали плечами.
Но Малдеру было плевать. Главное, чтобы услышал тот, кто умудрился чуть ли не под носом федерального агента залезть в его, федерала, машину. А он, тот , услышал! В этом Малдер был абсолютно уверен. Как и в том, что бомбы в машине нет. Подкладывая бомбы, не посылают записок. Записки — оружие не против тела, против психики.
Жгучая африканская ярость улеглась, обернулась холодной американской решимостью.
«Что бы там не говорил Реджи, — подумал Малдер, включая зажигание, — Барнет жив! И пусть он крутится как черт на сковородке, я все равно до него доберусь! Долги надо отдавать…»
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
День первый
Конец рабочего дня
Едва Малдер вернулся в Штаб-квартиру ФБР, к нему в гости пожаловал Реджи Фэрду. Малдер без слов положил перед ним новую посылку.
Реджи сел за стол, поворошил фотографии, прочитал записку. И сказал устало:
— Я думал над этим делом… И по-прежнему считаю, что ты поссорился с собственной головой!
Доказывать что-либо, похоже, ему было бессмысленно: он для себя уже все решил. Но не доказывать — значило согласиться с его решением.
— Барнет заявил тогда, что пришьет меня. Ты же там был, на суде!
Реджи все так же устало махнул рукой:
— Барнет давно мертв…
— Похоже, что нет!
— Перестань, гроб в стакане! За свою жизнь он угрожал не одному тебе. Но не все приняли его угрозы всерьез…
— Это Барнет, Реджи!
Реджи бросил фотографии на стол и встал:
— Да с чего ты взял?!
Это был еще тот вопрос. И ответа на него у Малдера не имелось. Но Реджи можно было не врать.