Ян молчит. А потом вдруг разворачивает меня к себе и как-то неловко обнимает одной рукой, утыкая меня лицом в свое плечо.
От него пахнет сигаретным дымом, кофе и чем-то горьковатым. А еще у него горячие руки.
Я чувствую, как он что-то неслышно говорит, едва касаясь губами моего виска, гладит меня по спине. Ласково, почти неощутимо. Но от этого мне становится только больнее. Я всхлипываю в голос, до боли закусываю губу, понимая, что не могу успокоиться. Меня трясет, слезы льются градом, впитываясь в тонкую ткань его футболки.
– Тише, – хрипло шепчет Ян. Я чувствую скулой его теплые губы. Его волосы щекочут мою шею. – Тише…
Безотчетно стискиваю в пальцах свободной руки его куртку.
Дождь усиливается, тяжелые капли начинают проникать между листьев. Сигарета обжигает пальцы. Вздрагиваю, отбрасываю окурок, одновременно отстраняясь. Ян отпускает меня, отстраняясь на шаг. И мне кажется, что у него растерянный взгляд.
Открываю было рот, но сказать мне нечего. Ян говорит за меня:
– Я тебя отвезу, – он поправляет воротник куртки и бросает, уже шагая по дорожке: – Пошли.
Больше мы не говорим.
На прощание Ян меня обнимает.
***
Теперь мы не переписываемся. Ян звонит мне пару раз в день. Иногда просто молчит в трубку, иногда что-то говорит. Но ничего относящегося к моему… последнему заданию.
И только накануне спрашивает:
– Ты выбрал место?
Трещины на потолке кажутся мне почти живыми. Будто еще секунда – и поползут, извиваясь, в разные стороны. Во рту сухо.
– Антон, – голос доносится словно издалека.
– Давно выбрал, – отзываюсь. – Зачем тебе?
– Я хочу знать, – в интонации у Яна проскальзывает что-то странное, плохо идентифицируемое.
– Есть стройка, на Речном вокзале, – облизываю пересохшие губы. – ЖК «Солнечная система», – улыбаюсь нелепому названию. – Дом восемь. Поднимусь на крышу. Семнадцатый этаж, самое оно. Наверняка. И людей там не будет ночью. Не хочу, чтобы видели дети или… – дергаю плечом и закрываю глаза – трещины успели надоесть до отвращения.
– Ночью – это когда? – голос у Яна напряженный.
– Часов в двенадцать или позже, не знаю, – он хочет посмотреть, что ли?
Почему-то от этой мысли становится спокойнее.
– Пока, – коротко говорит Ян и отключается.
Если бы я не должен был умереть, я бы сказал ему, что влюбился.
Откладываю телефон и возвращаюсь к трещинам.
***
– Мам, – шепчу, не очень понимая, спит ли она или просто не может открыть глаза из-за слабости. – Слышишь?
– Да? – бледные губы едва шевелятся, произнося это короткое слово. Передо мной на постели лежит изможденная семидесятилетняя старуха.
Ей ведь всего сорок шесть.
В глазах щиплет.
– Я… ухожу, – выговариваю с трудом. – Оставил тебе на тумбочке молоко. Катетер чистый. Все остальное тоже. Телефон у тебя заряжен. Если… что-то случится.
– Куда ты? С друзьями? Не задерживайся допоздна, – она говорит едва слышно.
Давно она перестала различать день с ночью?
Коротко касаюсь ее холодной руки и встаю. В груди больно тянет. Это единственное, с чем я не смирился.
Плевать.
Дверь хлопает, как крышка гроба.
Сравнил, блядь…
***
Дорога не запоминается. Как и то, как я пробирался на территорию комплекса. В себя я прихожу уже на крыше, когда порыв холодного ветра бросает мне в лицо взвесь дождя и бетонной пыли.
Под ногами хрустит строительный мусор, шуршат обрезки толстой пленки, утеплителя.
Медленно иду к краю, считая зачем-то шаги.
Откуда Ян будет смотреть? И будет ли? Зачем тогда спрашивал адрес?
Капюшон плохо спасает от ветра и холода. Еще немного – и меня начнет трясти. Зачем я тяну? Я ведь пришел сюда с определенной целью. За меня этого не сделает никто.
Единственное мое самостоятельное решение.
По крайней мере, я никогда не умру от рака.
Осторожно гляжу вниз. Территория почти не освещена, я вижу только смутные очертания забора, куч песка, строительной техники.
Охрана здесь просто отвратительная. Странно, что новенькие кирпичные стены еще не изрисовали нецензурщиной и граффити.
Сердце колотится где-то в горле. Один шаг, и…
Почему-то вспоминаю руку Яна на моей спине. Горло перехватывает спазмом, в глазах щиплет. Жаль, я так и не скажу ему ничего.
С другой стороны, никто не узнает, что я голубой.
Медленно, почему-то боясь пока сорваться, забираюсь на высокий бортик. Стоять, балансируя над бездной, страшно. Гораздо страшнее, чем это было, когда я просто приходил постоять на краю крыши.
Может, повернуться спиной? Упасть вниз, глядя в черное мутное небо.
Осторожно разворачиваюсь и вздрагиваю: в кармане мелодично звонит телефон. Стискиваю холодный корпус в пальцах.
Ответить? Вдруг это Ян? Если нет, просто сброшу.
На экране знакомое имя.
– Антон, – Ян словно куда-то бежит, задыхаясь. – Слышишь… меня?
– Да, – если закрыть глаза, должно быть не так страшно. Но я почему-то не закрываю.
– Там холодно? – он говорит очень спокойно, почти буднично, если бы не сбитое дыхание.
Чего он хочет?
– Дождь, – ловлю капли ладонью. – А что?
– Чертов дождь, – Ян кашляет, тяжело сглатывает.
Прямое доказательство вреда курения. Подъемы по лестнице с прокуренными легкими…
Черт, что?
Ян так сильно толкает створку, что она распахивается настежь. С минуту мы просто смотрим друг на друга. Он хрипло и тяжело дышит. Волосы у него мокрые то ли от дождя, то ли от пота.
– Зачем ты?.. – запинаюсь. Весь словарный запас как будто уже спрыгнул с крыши без меня.
– Не знаю, – через паузу отзывается Ян, напряженно глядя мне в глаза.
Не знает?
– Сколько у тебя… – замолкаю, подбирая слова. – Сколько людей ты довел до конца? Я имею в виду…
– Двоих, – почти без интонации отзывается он.
– Я… третий?
– Да, – он кивает.
Порыв ветра слишком сильный, я покачиваюсь, едва не теряя равновесие. От падения меня удерживает только чудо. Ян дергается, но я прошу:
– Не надо, – голос охрип, я не узнаю самого себя.
Помолчав, спрашиваю:
– Ты приходил и к ним?
– Нет, – от ветра у Яна слезятся глаза.
– Почему ко мне пришел? – господи, зачем весь этот разговор? Мне ведь нужно сделать только один шаг…
– Я не могу… – по его лицу словно проскальзывает тень. – Не могу убить тебя, – непонятно заканчивает Ян.
Убить?
– Ты меня не убиваешь, – звучит донельзя глупо.
– Ты не понимаешь очень многого, – Ян качает головой, медленно двигаясь в мою сторону. Зачем так медленно? – Я просто… Тебе все это не нужно. Для меня это… – он осекается, как-то беспомощно разводит руками. – Иди сюда, и я попробую объяснить.
Я ведь все решил. Я шел к этому так долго… Могу я в этой жизни хоть что-то довести до конца?!
Кажется, последнюю фразу я кричу вслух.
Ян вздрагивает словно от удара. Наверное, потому что узнает свои перефразированные слова.
Мне становится смешно. В груди скапливается горечь.
– Прости, – глухо говорит он. – Антон.
И то, как он произносит мое имя…
В глазах снова начинает стыдно щипать.
– Если бы я… – шепчу, – если бы я сказал тебе, что…
– Скажешь, – пальцы у него подрагивают. – Если дашь руку.
У него неровно подстриженные короткие ногти.
Я бездумно протягиваю ладонь.
