- Ну что, получила? – спросил муж, когда Маша вошла в комнату.
- Только восемь тысяч, дали, - ответила Мария и вздохнула. Сегодня у нее был день зарплаты и еще выходной, двойной праздник.
- Ну так, гуляем? – спросил муж, повеселев.
- Надо за свет заплатить, а то отключат, и Вовке штаны новые, эти совсем уже порвались.
- Да ладно тебе, получка же, святое дело, не отставал Сергей, с радостной лихорадочностью натягивая джинсы. Уж что-что, а сбегать за спиртным он мог сам.
Маша уже выпила, три маленьких бутылки ей было хорошо, мысли о будущем слабо волновали ее и поэтому, вспомнив о множестве предстоящих платежей, она лишь улыбнулась про себя, как-нибудь, обойдется.
Пока родители строили свои планы, Вовка пробравшись на кухню, схватил горсть сахарных кусочков, и улизнул на огород. Выйти из дома он мог легко, достаточно было толкнуть дверь от себя, а вот зайти обратно было уже непросто, и иногда ему приходилось долго ждать, пока родители вспомнят о нем. Но ребенок, спешащий к своему другу, не думает о таких мелочах. И вообще, дети не любят думать о будущих последствиях, по тому они и дети.
Единственно о чем думал Вовка, это о Цыгане, о том с какой радостью тот будет получать от него угощение.
- Цыга, цыга, - пролепетал карапуз, подбегая к соседскому забору.
Кусты малины на той стороне зашелестели, и в щели забора показалась огромная, черная морда. Вовка протянул собаке один кусочек сахара, мощные челюсти щелкнули чуть, не отхватив ребенку пальцы, послышалось чавканье и хруст разгрызаемого сахара, собака от удовольствия сильнее завиляла хвостом. Малыш засмеялся и, потрепав собаку за шею, дал ей еще кусочек.
Сергей и Маша сидели или вернее почти лежали на диване, тут же возле них валялись две полторашки, одна пустая, другая еще на треть полная, по телевизору передавали очередные новости, которые на неподготовленного человека могут навести жути.
- А где Вовка, сын где? – Маша вскочила и как метеор пронеслась по дому, потом сунула ноги в галоши и хлопнув дверью выскочила из дома. Почти как трезвая, она обшарила весь крытый двор и наконец, выбежав на огород, увидела своего малыша копошащегося в зарослях сорняка. Подбежав, к Вовке и ругаясь непонятно на кого, она схватила его и понесла в дом.
- Опять ты не закрыл дверь, - закричала она на мужа, как человек только что переживший потрясение, но уже приходящий в себя.
- Почему я должен был закрывать, - не согласился Сергей, - ты же привела ребенка сама бы и закрыла.
Дело в том, что дом имел небольшой крен, и входная дверь всегда сама захлопывалась. Вовка уже не первый раз самовольно убегал на огород, и его несколько раз теряли, поэтому родители прикрутили к двери щеколду, чтобы ребенок не мог сам открыть дверь, но пользоваться щеколдой они частенько забывали.
- Ничего сделать не можешь, - бросила Маша в сердцах и стала осматривать ребенка.
В другое время Сергей нашел бы, что ей ответить, но сейчас ему было хорошо и приятно, не хотелось портить это впечатление, и он просто промолчал, переключив свое внимание на воспоминания о былых временах.
Вовка весь был перемазан землей, соком растений и еще неизвестно чем, он определенно нуждался в серьезной помывке, но Маша чувствовала на себе действие выпитого пива, ей хотелось лежать и ничего не делать. Поэтому она лишь умыла ребенку лицо и руки, дала игрушечную машинку и, проверив входную дверь, пошла прилечь.
Так прошли лето и осень, наступил декабрь с его морозами и обильным снегом. К декабрю мало что изменилось, Маша все так же работала в торговом киоске, а Сергей все так же не мог найти себе подходящую работу, но они все так же частенько собирались перед телевизором и лакомились дешевым пивом, разлитым в пластмассовые бутылки. Можно сказать это был их семейный ритуал, сглаживающий разногласия и делающий их ближе друг к другу.
Только Вовка страдал в одиночестве. С наступлением зимы и холодами, на улицу его стали водить редко, огород замело огромными сугробами, и бедный малыш целый день сидел, дома играя в сломанный паровозик или просто глядя в окно, на белую пустыню. Уже месяц он не видел своего четвероного друга и лишь иногда слышал его остервенелый и злобный лай на случайного прохожего. Единственное, что утешало ребенка, это обещание родителей сводить его к городской елке. Огромная ель, вся усыпанная разноцветными огнями, сказочные персонажи гигантских размеров, и большие горки с их скоростью, смеющимися и визжащими от удовольствия детьми, это было достаточной компенсацией за унылые зимние дни.
Каждый день малыш подходил то к матери, то к отцу и, заглядывая им в глаза, спрашивал, не сегодня ли они поедут на елку. Но родители не торопились с этим походом. И вот однажды для Вовки наступил радостный день. Родители вернулись вместе, в веселом и приподнятом настроении, от них даже почти не пахло спиртным. Отец схватил Вовку на руки, поднял высоко над головой и, поставив обратно на пол, поцеловал в лоб, такую ласку от отца, ребенок видел редко и он сразу сообразил, что его ждет какой-то сюрприз.
- Ну что хочешь на горку? – спросил отец улыбаясь.
-Ула, на голку, на голку, - залепетал Вовка, плохо выговаривая букву «р», и бросился к своим игрушкам, где уже приготовлена былая ледянка. Схватив ледянку и пушистые варежки на резинке, малыш побежал к дверям, но отец остановил его.
- Завтра, на горку едем завтра, так что готовься, вот тебе пока, - и Сергей протянул сыну небольшую шоколадку. Оставив сынишку лакомиться гостинцем, он прошел на кухню где, Маша уже суетилась, раскладывая принесенную снедь и разливая в кружки пенное и ароматное пиво. У супругов действительно был повод отпраздновать, Сергей, наконец, то нашел себе работу, и не просто работу, а с довольно приличным заработком, оставалось только выйти на нее послезавтра. Теперь он чувствовал себя уже настоящим главой семьи, не в своих хмельных фантазиях, а как есть, на самом деле.
Чувства Маши трудно было передать, но она рада была, что муж, наконец, то начнет, хоть что-то зарабатывать, и боялась только, что бы его не выгнали снова.
Накрыв небольшой столик, и удобно расположившись возле него, они стали строить планы на будущее, потом обсуждать общих знакомых, спорить и снова обсуждать знакомых. Вечер прошел в приятном опьянении и душевных разговорах. Спать все ложились с радостными надеждами на будущее.
Вовка засыпая, мечтал о том, как он покатится с горки освященной мигающими огнями разноцветных гирлянд, он даже чувствовал на своих щеках колючие снежинки и от этого, уже проваливаясь в свой сон, улыбался. Маша, надеялась, что ей все-таки удастся выучиться и бросить эту тяжелую, ненавистную работу. А Сергею грезилось, что он снова станет тем парнем, про которого говорили, что он далеко пойдет. И больше никто не скажет, что он безработный алкаш и неудачник, все еще узнают, на что он способен.
Посреди ночи, Вовка вдруг проснулся, ему как будто что-то почудилось, лежа под толстым одеялом, он стал прислушиваться. Но слышался лишь родительский храп, и ветер, завывающий на улице. Вдруг снова, как будто какой-то писк или стон, вроде как на улице кто-то скулил. Малыш стал внимательно прислушиваться, и как всегда бывает, когда очень внимательно вслушиваешься в окружающее, ему стали слышаться самые различные звуки, которых возможно и не было на самом деле.
Вот что-то хрустнуло, в соседней комнате, на кухне как будто кто-то стукнул, а вот послышалось какое-то царапанье в дверь и снова звук похожий на писк. Вовка вдруг представил, что это котенок, царапает их дверь и хочет зайти, он соскочил с кровати и бегом побежал к двери. Мать, отчего-то застонала во сне и перевернулась на другой бок.
Малыш подбежал к входной двери и толкнул ее, она отворилась, он встал на пороге и позвал:
- Кыса, кыса, - в крытом дворе, на который выходила дверь, было темно и холодно.
- Кыс, кыс, кыс, - снова залепетал Вовка, вглядываясь в густую и холодную тьму.
Он сделал еще шаг, и вдруг сорвавшись со ступеньки, кубарем упал на двор, дверь, чуть скрипнув, закрылась. Ребенок поднялся, потирая ушибленную коленку, и только теперь он почувствовал насколько здесь холодно. Холод был ледяной, Вовка сразу начал дрожать мелкой безостановочной дрожью, это не помогало, и он бросился обратно в дом. Но дверь закрылась, и открыть ее можно было, только потянув на себя за ручку, а до ручки он не доставал. Он попробовал подпрыгнуть, попробовал зацепить дверь снизу, пробовал толкать ее от себя, ничего не помогало, а во дворе, где он стоял было темно и холодно, очень холодно. Ему вдруг стало так страшно, что он заплакал. Слезы размазывались по лицу, а холод не отступал, уже стали болеть пальцы на ногах и все тело, бившееся в мелкой дрожи, посинело.