53. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
<Париж> 31 октября 1957 года
Сегодня. День с твоим письмом.
Крушение, Ингеборг? Нет, конечно нет. Но: правда. А она, даже в нашем случае, есть нечто противоположное: потому что она — основополагающее понятие.
Перепрыгивая через многое:
Я приеду в Мюнхен в конце ноября, числа 26-го.
Возвращаясь в перепрыгнутое:
Я — да, не знаю, что все это означает, не знаю, как мне это назвать: предопределение, может быть, или судьба и призвание, поиск названий не имеет смысла, я просто знаю, что это так, навсегда.
Со мной — как с тобой: я отваживаюсь произносить и писать твое имя, не ропща на озноб, который меня при этом охватывает, — что меня делает счастливым, вопреки всему.
Ты ведь знаешь: ты для меня была, когда я тебя встретил, и тем и другим — и чувственным, и духовным. Это никогда не разъединится, Ингеборг.
Вспомни «В Египте». Каждый раз, читая это стихотворение, я вижу, как в него входишь ты: ты для меня основа жизни, между прочим, и потому, что была и остаешься оправданием моего говорения. (На это я намекал, может быть, и тогда, в Гамбурге, сам не подозревая, насколько я правдив.)
Но дело не только в этом, не в говорении, я ведь хотел и молчать с тобой.
Другое пространство в темноте:
Ждать: я и такую возможность обдумывал. Но разве это не означало бы, среди прочего, ждать, что жизнь каким-то образом пойдет нам навстречу?
Нам жизнь навстречу не пойдет, Ингеборг, ждать такого — это был бы, наверное, самый неподходящий для нас способ быть здесь.
Быть здесь: да, это мы можем и имеем на это право. Быть здесь — друг для друга.
Пусть всего несколько слов, alia breve, одно письмо раз в месяц: сердце сумеет этим жить.
(И все-таки один конкретный вопрос, ответь на него быстро: когда ты едешь в Тюбинген, когда — в Дюссельдорф? Меня туда тоже приглашали.)
Знаешь, что я теперь снова могу говорить (и писать)?
Ах, я еще много чего должен тебе рассказать, в том числе и такое, о чем даже ты едва ли догадываешься.
Пиши мне.
Пауль.
P.S.
Как ни странно, по пути в Национальную библиотеку я купил «Франкфуртскую газету». И наткнулся там на стихотворение, которое ты мне прислала вместе с «Отсроченным временем» — написанное на клочке бумаги твоей рукой. Я много раз пытался истолковать его для себя, и вот теперь оно снова ко мне приходит — и при каких обстоятельствах!
1. XI.57.
Прости, Ингеборг, прости мне глупую вчерашнюю приписку — я, может, никогда больше не буду так думать и писать.
Ах, я был несправедлив к тебе все эти годы, и приписка, возможно, — рецидив, который хотел прийти на помощь моей растерянности.
Разве «Кёльн. На Подворье» не красивое стихотворение? Хёллерер, которому я недавно дал его для журнала «Акценте» (был ли я вправе?), сказал, что это одно из лучших у меня. А все благодаря тебе, Ингеборг, благодаря тебе. Разве оно появилось бы вообще, не заговори ты о «пригрезившихся» во сне. Одно лишь слово от тебя — и я могу жить. А ведь теперь у меня в ушах снова звучит твой голос!
55. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
<Париж> 5 ноября 1957 года
Одно короткое сообщение, Ингеборг, которым я, вероятно, опережаю твой ответ: сегодня пришло письмо из Тюбингена, мне предлагают первую неделю декабря, я соглашусь. Я, наверное, поеду туда через Франкфурт, где хочу получить у Фишера гонорар за небольшой перевод, над которым сейчас работаю, а 29 или 30-го смогу быть в Мюнхене. Смогу остаться там на несколько дней, три или четыре, скажи мне, хочешь ли ты еще этого.
Жизель знает, что я поеду к тебе, она такая мужественная!
Я от нее не уйду, нет.
И если ты не хочешь, чтобы я время от времени приезжал к тебе, то попытаюсь смириться и с этим. Но одно ты мне должна обещать: что будешь писать, посылать весточку о себе, раз в месяц.
Я вчера послал тебе три книги, для твоей новой квартиры. (Это так несправедливо, что у меня так много книг, а у тебя так мало.) Истории рабби Нахмана я совсем не знаю, но мне показалось, что книга стоящая, что она должна быть у тебя, и, кроме того, я люблю Бубера.
Ты знаешь эту английскую антологию? Похоже, она была у меня, когда ты приезжала в Париж, — а после каким-то образом пропала. Недавно, в поезде, когда мы уезжали друг от друга, я открыл англ. антологию, подаренную мне в Вуппертале, и снова прочел стихотворение, которое раньше очень любил: «К стыдливой возлюбленной». В первые дни после возвращения я попытался его перевести, было трудно, но в конце концов оно получилось, за исключением нескольких строчек, которые мне еще предстоит привести в порядок, — потом ты его получишь. Читай и другие стихотворения Марвелла: наряду с Донном он, может быть, величайший из английских поэтов. И других тоже читай, они все этого заслуживают.
В стихотворении «День поминовения» я кое-что изменил; теперь это место звучит так:
Метеориты, звезды, черные, полные речью: названные в честь разъеденной молчанием клятвы.
56. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
<Париж> 7 ноября 1957 года
Можно, пошлю тебе два перевода, возникших несколько дней назад, по требованию госпожи Флоры Клее-Палий, у которой я гощу в Вуппертале и которая сейчас готовит для издательства «Лимес» французскую антологию?
Это немного, я знаю, но все же хоть несколько мгновений твои глаза на них отдохнут.
Поскольку через несколько дней я переезжаю, вчера мне пришлось рыться в старых бумагах. И я наткнулся на карманный календарь 1950 года. Под датой 14 октября обнаружил запись: «Ингеборг». В тот день ты приезжала в Париж. А 14 октября 1957-го мы были в Кёльне, Ингеборг.
О, часы глубоко внутри нас.
Пауль.
Я договорился о своем вечере в Тюбингене на 6 декабря, значит, к тебе смогу приехать до или после — пожалуйста, решай сама.
Приложения: переводы «Молитвы» Антонена Арто и «Зыбкого» Жерара де Нерваля.
58. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
29 бис Рю де Монтевидео
с 20. XI.: 78 Рю де Лоншан. Париж. 16-й округ