Сжечь? Можно, в некоторых случаях это лучше, чем кучи гниющего валежника — рассадника вредителей леса. Но жечь не хотелось — все же кострище, все же черная плешина на траве-мураве. В сухом овражке за опушкой, где был мой первый робинзоний бивак, виднелись размытые вешними водами рыжие ступеньки. Это то, что почвоведы именуют эррозией почвы, началом роста оврага. Вот туда-то и перетаскал я все, что составляло постель и укрытие, равномерно разбросал по ступенькам, а сверху еще покрыл кусками дерна. Теперь размывающих водопадов больше не будет.
Уничтожив следы своего пребывания, я вывел «коня» на ближайшую тропинку и покатил по ней, радуясь движению в новом солнечном дне.
Скептики, а их не так уж мало, могут сказать: ну зачем все эти надуманные трудности? Какие там робинзоны, когда кругом дороги, радио, справочные бюро, туристские базы и прочие прелести цивилизованного мира конца XX века? А робинзоны, робинзонады всего лишь сказки с легкой руки Даниэля Дефо.
Но вот недавно я вырезал из газеты «Известия» следующую любопытную заметку, которую приобщил к своей коллекции. «Необитаемых больше» — так она называется. Приведу ее дословно: «Индонезию называют страной трех тысяч островов. Но на самом деле островов в стране гораздо больше. Наблюдения и работы картографов, проводившиеся в последние годы с использованием различных фотографий, подтвердили, что общее число островов архипелага превышает 13 500. Из этого количества примерно 6000 имеют названия, а постоянные жители зарегистрированы лишь на 992 островах, то есть необитаемых островов в Индонезии более 12 000», — сообщает польский географический журнал «Познай свят». Комментарии, как говорят, излишни. И это только в одной Индонезии.
Те, кому приходилось проезжать, а еще лучше пролетать над бескрайними таежными просторами, согласятся со мной, что глухоманей на планете еще предостаточно и есть местечки для отличных робинзонад! Немало их найдется и в «глубинках» Центральной России.
Когда-то в детстве моей любимой сказкой была сказка о мальчике с пальчик. Воображение рисовало тогда ужасы одиночества покинутых бессердечными родителями детей в темном дремучем лесу, населенном страшными зверями. А прекрасные иллюстрации к этому творению Шарля Перро еще больше подогревали воображение. Громадные стволы деревьев, у подножия которых бредет вереница беззащитных детей навстречу людоеду. Каково! Но не об этом пойдет речь, это лишь первое восприятие пугающей природы — природы без ласкового солнца и весело журчащих ручейков.
Эстетика — наука о прекрасном в природе, искусстве, обществе. Сфера прекрасного в природе, на мой взгляд, в ее целостности, нетронутости человеком. Поэтому так радостна встреча с нехожеными уголками. Все выглядит празднично. Где-то в кустах поют птицы, на полянках жужжат шмели, проносятся изумрудные стрекозы — эти изящные прообразы вертолетов, а над всем этим великолепием бездна голубого неба. В лесу нет тишины барокамеры, она вся пронизана звуками. Надо только прислушаться к ним и полюбить эту симфонию деятельной жизни.
Но изредка, к счастью — изредка, картина радующей глаз природы расплывается, уступая место чему-то тягостно нестерпимому, загадочному из-за невозможности дать ЭТОМУ четкое определение. Я имею в виду уголки природы, которые даже в солнечные часы хочется скорее покинуть не оглядываясь. И причина не в следах современных дикарей, обезображивающих природу, а в какой-то особой «подборке» светотеней в этих угрюмых уголках, в форме и расстановке деревьев и особо гнетущей тишине запустения. Проходя такое место, невольно ускоряешь шаг, умолкаешь, если разговаривал или напевал песенку.
Встретившееся мне такое «заколдованное» место не имело никаких особых примет. Березовый старый лес без подроста.