В этот момент из громкоговорителей раздался хриплый крик, словно исходящий глубоко из горла. Несомненно, кричала женщина, достигшая оргазма. Крик заглушил голос профессора из Лондона и завершился вздохом удовлетворения. Что-то в этом было экзотическое, даже если иметь в виду такую страну, как Филиппины.
Я заметил, как Морган повернулся к Лауре, посмотрел на нее с удивлением, которое сменилось весельем. Казалось, ее охватила паника: ее руки лихорадочно задвигались по огромному, поблескивающему хромированными деталями — кнопками, ручками, циферблатами, выключателями — тамбурину, наклоненному под углом в сорок пять градусов.
Она начала включать и выключать его, не давая себе отчета, в отчаянии дергая тот или другой выключатель. Результат этих манипуляций был ошеломляющий: раздались свистки, громкий треск, обрывки разговоров, кусочки какой-то тарабаращны, джазовой мелодии, звуки торжественного гимна, голоса животных, металлическая вибрация, взрывы бомб, Папа Римский произносит благочестивую речь на нескольких языках, затем снова крик женщины в оргазме и, наконец, повисло молчание.
Аудитория была в восторге. Что касается официальных лиц на возвышении, каждый из них по-своему отреагировал на происшествие. Полинезиец, или кто бы он там ни был, надел маску возвышенного безразличия и метафизического размышления; пожилая ученая дама была в глубоком шоке, как будто ее саму изнасиловали; на лице Моргана отразилось неподдельное изумление.
Наименее предсказуемо отреагировал Олсен. Я ожидал, что он недовольно надует губы или у него пойдет пена изо рта, или он придет в негодование. Ничего подобного, вместо этого он бросил на любимую дочку снисходительный, ободряющий отеческий взгляд, полный понимания и сочувствия и непонятного смущения. Когда наконец-то громкоговорители пришли в норму, он благочестиво и возвышенно кивнул головой, как бы выражая одобрение действиям дочери и одновременно прощая ей грехи.
Позже я выяснил, что же произошло на самом деле. Трое студентов, девушка австралийка по имени Ингрид и два юноши, Оливьер из Эфиопии и филиппинец Еуген, спрятались под столом у Лауры перед началом лекции. Нет необходимости уточнять, ради чего они все это затеяли.
Ингрид, конечно же, клевая девчонка, но можно было найти более подходящее место, чтобы трахать ее. Но этим молодым людям казалось, что лучшее место для этой цели найти трудно, и они решили заняться любовью именно здесь. Они были полностью скрыты от глаз присутствующих. Галтьер заметил их только после того, как они удовлетворили свою похоть.
Я так и не узнал, так как забыл спросить у самой Лауры, знала ли она об их присутствии заранее, или же заметила их, как и ее сосед, в самый последний момент, когда они сами себя выдали. В любом случае, она сохраняла невозмутимость и спокойствие, оставаясь непроницаемой и бесстрастной.
Что касается остальных официальных особ на возвышении, то они совершенно ничего не знали о том, что происходит у них под носом.
Один из студентов воспользовался всеобщим замешательством в самом начале лекции, поднял руку и задал весьма существенный вопрос:
— Если однажды в году они забывали все на свете, то, значит, они не знали больше и своего родного языка. Как же они могли общаться друг с другом?
На этот вопрос Галтьер ответил немедленно:
— для этой цели существовали Мертвые, именно они снова учили языку тех, кто забыл его, то есть всех вновь рождавшихся, несмотря на их возраст. Мертвые также учили Живых, как разжигать огонь, изготавливать ножи, флейты, сосуды и барабаны, строить хижины из листвы, предсказывать погоду и лечить раны.
— Другими словами, они снова начиняли Живых знаниями! — жестко подытожил филиппинец.— Они снова превращали новонарожденных в стариков, делали их похожими на себя, то есть на Мертвых.
Для этого у них не доставало времени,— заверил его Галтьер.— Одного года явно мало, чтобы передать все их знания, привить все предрассудки потомству, внушить ненависть, возбудить у них безразличие и невозмутимость, наполнить их страхом перед будущим, законсервировать дряхлость и старость.
— А если не хватит со временем Мертвых, способных, обучить всему этому Живых, кто занимается этим?
Некоторая часть Живых, рано или поздно, устаёт сердцем во время неоднократного возрождения, и становятся на место ушедших из жизни Мертвых. Мертвые постоянно воспроизводятся из рядов Живых. Но количество тех, кто соглашается на смерть, все время уменьшается. Все более и более Живые выбирают Жизнь. Именно поэтому, полагаю я, в глазах некоторых людей, мара обречены на гибель
Какое значение имеет смерть, как мы понимаем ее, для Живых мара? — спросил один из молодых людей.
Никакого.
— Какой у них погребальный ритуал? Какие почести оказывают они тем, кто физически умирает?
Никаких.
Еще один молодой человек поинтересовался, какими правами обладают лица противоположного пола. Возможно, для того, чтобы переменить предмет разговора.
— Мужчины и женщины обладают абсолютно равными правами. Разве не ясно? — заверил его ученый.
Меня всегда раздражают люди, стремящиеся знать все досконально. В этом зале набралось достаточно таких зануд. Одна девушка поинтересовалась, что случается с беременными женщинами. Забывают ли они о том, что забеременели, когда вступают в новый солнечный год? А когда рождается ребенок, принадлежит ли он отцу, зачавшему его, или новому мужу матери? Или только матери? Или приемным родителям? Или всему племени?
— Почему дитя должно кому-то принадлежать? — ответил вопросом на вопрос Галтьер.— дети мара принадлежат только своей собственной свободе в будущей жизни.
— Как может ребенок свободно сделать выбор между жизнью и смертью? — спросила ученая дама из президиума.
— По мере роста и духовного созревания.
— Какая разница в интеллекте существует между Живым ребенком и Живым взрослым?
— Никакой разницы. Впрочем, то же самое, верно, и у нас, обычных людей.
Натали сделала довольную мину и подмигнула мне. На некоторое время зал оживился: некоторые выкрикивали, что дети намного умнее своих родителей, другие же, наоборот, утверждали, что дети без нас, взрослых, стали бы идиотами. Была еще одна небольшая группа людей, которые придерживались точки зрения, что дети на самом деле идиоты, так как родились в ужасном мире, населенном такими недоумками, как мы!
Я действительно начал серьезно размышлять над таким взглядом на мир, но потом спохватился и подумал, на кой черт мне вообще решать подобные идиотские проблемы?
— Мара, насколько мне известно, большую часть времени проводят, занимаясь любовью. Любовные наслаждения они предпочитают философским рассуждениям,— услышал я, как Галтьер вмешался в разгоревшийся спор.
В диспут вступил и священник, высказавший догадку:
— А нельзя ли рассматривать этот ритуал рождения Солнца как священное откровение, как крещение? По-своему мара ждут своего Спасителя, божьей милости. Было бы несомненной ошибкой видеть в их вере, во что бы то ни стало только наслаждение плотскими желаниями. Их презрение к физической реальности в действительности свидетельствует о превосходстве духа.
— Любовь к Богу,— остроумно ответил Морган,— химера, которая вот уже две тысячи лет мешает нам понять величие человеческой любви. Христиане — это пилигримы в невозможное. Мара же, наоборот, сторонники вероятного и достижимого.
— Он абсолютно ничего не понял,— прокомментировал один из студентов замечание Моргана.
— Лучше было бы, если бы он придерживался предмета разговора, а не уводил бы его черт знает куда,— заметил другой студент.
Галтьер постарался смягчить грубость этих замечаний, как будто бы он услышал их реплики:
— Ваш директор, преподобный Эрлинг Олсен, напомнил вам, и я благодарен ему за это, что до сих пор я — единственный ученый-этнограф, проживший некоторое время среди мара. К сожалению, после пребывания у них около десяти месяцев я серьезно заболел и вынужден был покинуть их остров за несколько недель перед летним солнцестоянием. Из-за этого я не смог присутствовать — и никто другой, кроме самих мара, никогда не был свидетелем — на этом празднике, когда лучшие мужчины и женщины этого племени обретают новую счастливую жизнь.