Скорпион его Величества - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой"

Владимир Сухинин

Как ночь рождает тьму,

И как огонь к теплу нас манит.

Смирись! Прими свою судьбу

И Скорпиона знак, что остро жалит.

Пролог

Десять всадников на быках приблизились к лагерю свидетелей Худжгарха. Один из них поднял руку и остановился. Остальные, следуя команде, натянули поводья, сдерживая боевых лорхов, и тоже остановились. Поднявший руку внимательно всмотрелся. Перед ним был не воинский лагерь, а нагромождение фургонов, расставленных в полном беспорядке. Он скорее напоминал табор беженцев от войны. Не было обычных разъездов, которые должны были уйти на полдня от лагеря и вести разведку. Часовых на своих постах тоже не было, сам лагерь стал вдвое меньше, и было понятно, что часть орков покинули его. Лагерь свидетелей был запущен и представлял жалкое зрелище. Не воинский лагерь, а стойбище козлопасов, подумал Грыз. Более оскорбительного прозвища для воинов не существовало. Когда видели орка в плохом снаряжении и с оружием, которому он не уделял должного внимания, то его презрительно называли козлопасом. Коз пасли самые никудышные рабы, которым не доверяли ничего другого, они были вечно голодные, грязные и оборванные.

Было видно, что в середине лагеря собралась большая толпа и слушала очередного проповедника. Грыз помнил, как не так давно такие проповедники вещали от имени Худжгарха и смущали умы орков. Они появлялись толпами, как грибы после дождя, и пытались учить и вести за собой толпу. На тот момент последователи Худжгарха были как стадо лорхов, без вожака. Нечто подобное происходило и сейчас.

Грыз снова дал отмашку, и отряд шагом двинулся дальше. Орк брезгливо поморщился, когда увидел под ногами неубранный навоз от лорхов. «Неужели сюда собрались только самые недостойные?» – подумал он. Он пригляделся к бунчукам племен. Техколо, самарард, чивчаки и еще десяток таких же достойных уважения племен. Но грязь под ногами и спящие под повозками орки, безразличные ко всему, у Грыза вызывали протест. Он недоумевал, как за такой короткий срок воинский лагерь в походе – а именно таким он оставлял его – превратился в стоянку пастухов, обросшую нечистотами. Он ехал вдоль шатров, у которых и там и сям сидели орки и курили какую-то траву. Некоторые были неподвижны как статуи, уставившись пустыми глазами перед собой.

У первого встречного орка, который лениво шел мимо, не замечая приезжих, он спросил:

– Что делают эти воины? – Грыз пригнулся к луке седла и указал плетью на куривших.

Орк посмотрел на сидящих, следом так же лениво перевел взгляд на Грыза.

– Они познают истину, заблудший. – Тон и выражение лица орка не давали повода сомневаться, что он относится к Грызу и сопровождающим его воинам с презрением, что было само по себе странно. Грыза хорошо запомнили все последователи, его авторитет был непререкаемым, а отсутствовал он всего ничего.

– Ты меня знаешь? – на всякий случай спросил он орка. Может, он из новых и не видел предводителя последователей Худжгарха.

– Ты Грыз заблудший, – усмехнулся все так же с ленцой орк. – Чего тебе надо?

– А где Шаргныз, которого я оставлял за себя? – спросил Грыз.

Орк зло посмотрел на своего бывшего предводителя.

– Этот неверный убит, – ответил он и, презрительно сплюнув под копыта его лорха, пошел дальше.

– Неверный? – удивленно повторил Грыз и приказал: – Быть готовыми к нападению! Странные дела творятся нынче здесь. Поехали, послушаем этого проповедника. – И он ударом пяток подстегнул быка.

Толпа стояла плотно и благоговейно слушала, как вещал с телеги невысокий худощавый орк. Телегу окружил десяток воинов, которые не подпускали толпу близко к говорившему. Орк хорошо поставленным голосом просвещал слушателей:

– И увидел тот, имя которому Отец наш, что орки ослабли духом, стали мягкие, как души женщин, и вознегодовал. Послал он Меч свой карающий для вразумления детей своих. Чтобы кровью укрепить сердца их, чтобы телами братьев своих выстелили они дорогу храбрости и мужества к сердцам верных. Как имя этому Мечу? – заорал проповедник и приложил руку к уху.

Толпа разноголосо прокричала:

– Худжга-арх!

– Не слышу! – повторил проповедник, и толпа уже сплоченнее и громче заорала:

– Худжга-арх!

– Кто он? – так же громко прокричал, вопрошая, проповедник.

Грыз оглядел собравшихся, их глаза горели фанатичным огнем, и они, по всему было видно, верили тому, что говорил худой орк, стоявший на телеге.

– Он – Меч, карающий неверных! – в один голос ответила заведенная толпа.

– Воздадим же ал-лая нашему господину! За то, что он вспомнил о нас и послал вразумление! – снова во все горло заорал тщедушный проповедник, и крик его громом разнесся по лагерю.

Толпа подхватила этот крик и, подняв руки, заорала:

– Ал-лая! Ал-лая!

– Дети неразумные, – продолжил проповедник, – я поведу вас к величию и бессмертию! Это трудный путь, он требует самопожертвования, и только самые верные достигнут его. А все сомневающиеся, слабые станут хворостом для костра святой мести. Вы хотите стать таким хворостом? – снова усилив голос, вопросил проповедник.

И толпа, впавшая в экстаз, в едином порыве закричала:

– Не-эт!

Орк вытащил из поясной сумки горсть самокруток и кинул их в толпу.

– Дым просвещения поможет избранным познать правильный и единственно верный путь, – сопроводил он бросок словами.

По толпе прошло судорожное движение, и разлетевшиеся самокрутки расхватали, отталкивая друг друга, счастливчики. Орк между тем продолжал завывать, подняв руки к небу:

– Открой мне знания, господин мой!

Грыз перекинул ногу через седло и, поудобнее усевшись, подтянул колено к груди. Посмотрел на небо и снова обратил взгляд на застывшего проповедника.

– Жулик, – негромко сказал он.

Толпа примолкла, и его тихие слова были хорошо слышны в установившейся после драки за самокрутки тишине. На него с негодованием стали оборачиваться ближайшие слушатели.

– Ал-лая! – вдруг завопил проповедник во все горло, и толпа, ожидавшая какого-то чуда, вздрогнула.

Грыз внимательно оглядел лица слушателей. На них было выражение восторга, но глаза были пусты.

– Мне открылось небо! – опустил руки проповедник.

Грыз перевел взгляд на него.

– Ал-лая! – заревел тот.

И толпа в едином порыве бешено заорала:

– Ал-лая! Ал-лая!

Дождавшись, когда крики смолкнут, проповедник продолжил:

– И голос с небес мне сказал: «Иди к детям заблудшим моим и научи их любить меня. Кто будет любить брата, жену, или мать, или дитя свое больше меня, тот недостоин меня!» И вот я пришел испытать вас, не сам пришел, господин наш послал меня. – Он оглядел горящим взором собравшихся. – Есть ли среди вас те, кто хочет показать свою веру?

– Есть, учитель! – ответил громко кто-то, и, расталкивая толпу, к телеге пробился старый орк, таща за собой связанного юношу.

– Это младший сын мой, – дернул он веревку, и молодой орк упал на колени. – Неверующий он, меня соблазняет, чтобы ушел я и бросил господина нашего. Я хочу принести его в жертву.

– Вот достойный пример для подражания, братья! – показал на пожилого пальцем проповедник. – Воздадим господину нашему ал-лая и поддержим брата на пути его праведном.

Толпа заревела, повторяя:

– Ал-лая! Ал-лая! Ал-лая!

Грыз, смотревший до этого с ироничной улыбкой на представление худого, понял, что шутки закончились. Здесь под личиной свидетеля Худжгарха стоял самозванец и творил невообразимое. Что могло случиться с орками, что они потащили на жертвенник своих детей? И он, перекрикивая шум толпы, заорал: