Заседание комитета по чрезвычайной ситуации продолжалось до позднего вечера.
Давно утомленное солнце попрощалось с морем, сушей, горами и даже небом; давно перебравшая эля вобла в кувшине охрипла от непристойных песен про длинные хвосты раков и любвеобильных, но глупых лещей; давно Фрея, Аос и Фригг хватились своих благоверных и пришли к почти верному выводу насчет пива, рыбы и теплой компании — а мужчины все обсуждали, планировали и готовились, как в жизни своей не готовились ни к одному военному походу.
Когда Аос с мужем вернулись с прогулки по лесу, слуги как раз заканчивали сервировать ужин. Не спеша умывшись и переодевшись, чета конунгов спустилась в малый обеденный зал и расположилась друг напротив друга, не сводя друг с друга влюбленных взглядов.
— Подавайте! — крикнул Олаф через плечо, и в комнату, залом только притворявшуюся, один за другим стали входить поварята с подносами в руках и расставлять эстетично свою ношу на почти белой и почти крахмальной скатерти.
Аос озябшими руками взяла с тарелки теплый кусок хлеба и приложила к носу, втягивая головокружительный аромат.
— Ах… как хлебом свежим пахнет… — блаженно улыбаясь, закатила она глаза. — Только ради этого запаха стоило покинуть Хеймдалл. Обожаю его… так бы ничего целыми днями больше не ела — только этот хлеб… Тетушка Ингрид — просто волшебница у печи!
Тонкие пальцы богини деликатно отделили корку от мякиша — словно почистили апельсин, и только приготовились отправить нежную, чуть клейкую мякоть в рот, как были перехвачены сильными пальцами мужа.
— Корка… это… гораздо полезнее. Для здоровья. И для зубов, — краснея до корней волос и пряча взгляд, он осторожно вынул из щепоти супруги мякиш и вложил отложенную горбушку.
Аос удивленно приподняла брови и уставилась сначала на супруга, а после — на корку.
— Но я не хочу корку.
— Но… милая… она же… ее же… не выбрасывать же!
— Ты на завтрак подсунул мне корки, на обед — горбушку, и сейчас — опять!
— Но… я… не подсовывал… ты сама… тебе показалось…
— Нет, мне не показалось! И нет, я не хочу корку, я хочу мякиш!
— Но… посмотри… он… это… непропеченный сегодня, — конунг принялся яростно мять сероватую мякоть, словно имел против нее что-то личное, пока она не стала похожа на пластилин для дальтоников. — Смотри, как он липнет! И из него можно что попало слепить! Вот смотри — шарик! И колбаса! И… И вообще! Ты понимаешь, что нормальный мякиш так никогда… это… не липнет! А еще у него запах какой-то… противный!
— Хороший у него запах! — почти возмущенно воскликнула богиня, но Олаф, уже даже не покраснев, а побагровев от непонятных ей эмоций, потерянно втянул голову в плечи, закусил губу… и решительно отодвинул от нее нарезанный каравай.
И взялся за блюдо с мясом.
Старательно вытерев пальцы о штанину, он нежно прихватил два самых поджаристых куска и сложил супруге на тарелку.
Поймав ее взгляд и истолковав по-своему, он сконфузился еще больше, быстро переложил куски обратно на общее блюдо, взял со скатерти вилку, проткнул возвращенцев и переместил обратно на тарелку жены.
— Вот. Это лучше. Оно… это… вкусное! Смотри, как пахнет!
На лице Аос отразилось непонимание.
— Отвратительно воняет, — обиженно насупилась она. — Меня мутит от одного его запаха.
Сочувственно скривившись, так, что даже жена перестала дуться, отряг быстро отставил мясо на другой конец стола, скользнул страдальческим взором по хлебу… и поставил перед Аос дубовую бадейку с солеными огурцами.
— Тогда вот, — опустив глаза, упрямо проговорил он. — Съешь.
— Это тоже для зубов полезно? — не удержалась богиня.
— Да. То есть, нет. То есть… ну… они просто вкусные… с мясом особенно…
Зажимая ладонью рот, Аос вскочила и побежала к двери.
Олаф, красный, как весь урожай помидоров Лукоморья за три года, подвинул огурцы, опустился на стул и угрюмо подпер кулаком подбородок.
— …И мало того, что все время свое дурацкое мясо с солеными огурцами и корками подсовывает, так еще и мармелад за завтраком не дал! И варенье за обедом! — едва не всхлипывая от обиды и непонимания, хлопала длинными рыжими ресницами Аос, и редкие теплые капли ползли по ее щекам. — Он меня разлюбил и хочет, чтобы я ушла!..
На этом плотина, тщательно возводимая в долине слез, прорвалась, и она уткнулась в плечо матушки Фригг и горько-прегорько заплакала.
— Да что ты, милочка, что ты, деточка, что ты себе в голову вбила, глупенькая наша, что ж он, совсем болван, такую лапушку разлюбить! — обняла жена Рагнарока сотрясающиеся от рыданий плечи богини любви и красоты. — Да быть такого не может!
— Не может! — нахмурившись, истово затрясла головой Фрея. — Скорее Старкад упадет в мир смертных, чем этот бесстыжий лопух разлюбит такую девушку!
— Он не лопух! И не бесстыжий! Он хоро-о-оший!.. — простонала Аос и ударилась в рыдания с удвоенной силой.
— Хороший, хороший, только не плачь, тебе сейчас вредно, маленькой вредно, деточка, не плачь, — заворковала богиня плодородия, гладя подругу по голове.
— А вот мне кажется… — задумчиво проговорила Волупта и умолкла, рассеянно обводя слепыми — но все видящими глазами уютную кухню Фригг.
Желаемого, впрочем, провидица добилась без усилий.
Все три богини моментально оторвались от своих дел — кто от страданий, кто от утешений, и выжидательно воззрились на нее.
— Что? — не дождавшись ответа, срывающимся шепотом спросила Аос. — Что тебе кажется, матушка Волупта?
— Что хитрит наш рыжик, — с выражением и с расстановкой произнесла прорицательница. — Вот только не знала я, что смертным ведомо обратное действие примет на богов.
— Погоди, — нахмурилась, размышляя, Фригг. — Ты хочешь сказать, что есть корки, мясо, соленые огурцы и не есть хлебный мякиш и сладкое?..
— К рождению… мальчика?! — не веря собственным выводам, потрясенно договорила за нее Фрея. — Подождите… где-то у нас дома была книга… про народные приметы… Сейчас, сейчас…
Богиня сосредоточилась, повела пухлыми руками, словно проводя по корешкам невидимых фолиантов на незримой полке…
— Вот!
…И у нее на коленях материализовался толстый том в зеленом сафьяновом переплете.
— Сейчас, сейчас… — снова пробормотала она, помахала нетерпеливо руками над книгой, и та привычно раскрылась на разделе с народными приметами.
— Читай! — в голос потребовали Волупта и Фригг.
Аос, за временным отсутствием голоса, горячо закивала в поддержку.
Но Фрея уже, не дожидаясь их просьб, скользила торопливым взглядом по строчкам, быстро переворачивая страницы.
Через пару минут изучение народного наследия было закончено.
— Точно! — вскинула она голову, прищурила глаза и обличительно уставилась на подружек. — Они! Приметы! И садом своим клянусь — твой конунг не случайно у тебя изо рта хлеба кусок вырывать стал! Вот только и впрямь не возьму в толк, откуда простому смертному…
— Простому смертному — неоткуда, — многозначительно проговорила Волупта. — А вот вашим муженькам и нашему молодому Верховному…
— Что? — расширились глаза богинь.
— Принюхайтесь-ка, девочки, — сверля фолиант пронзительно-голубым взором, посоветовала провидица.
Три головы мгновенно склонились к книге, три носа втянули запах… и сморщились.
— Фу! Эль!
— И вяленая вобла!
— И раки!
— И лещи, — словно завершая обвинительный приговор, изрекла Волупта. — А теперь скажи мне, дорогая, давно ли у вас на книжной полке хранится все это, и давно ли твой муженек вместо соланского и шантоньского пристрастился к элю с рыбой и раками?
Хоть будучи и не искусна в риторике, отличить риторический вопрос от экзистенциального Фрея могла на раз.