– Ну, дела! Анжелика!.. Ха-ха-ха! Ангельская, значит… Мы тут такого еще не видали… А почему бы и нет? Почему бы и нам самим тоже не быть ангелами? Раз уж она наша маркиза… Твое здоровье, Маркиза Ангелов!
Они хохотали, хлопали себя по ляжкам, вокруг нее стоял непрекращающийся оглушительный и зловещий шум.
– Твое здоровье, маркиза! Ну, пей же… Пей!
Она, не двигаясь, смотрела в эти склонявшиеся над ней пьяные рожи, бородатые или дурно выбритые.
– Пей же! – прорычал Деревянный Зад своим леденящим душу голосом.
Анжелика не удостоила урода ответом.
Наступила угрожающая тишина. Жанен глубоко вздохнул и окинул собравшихся опечаленным взглядом:
– Она не хочет пить, что с ней?
– Что с ней? – спрашивали все. – Красавчик, ты, как никто другой, знаешь женщин. Можешь уладить дело?
Тот только пожал плечами.
– Придурки, – презрительно произнес он. – Вам невдомек, что если вы так орете, то никогда ей не понравитесь. – Он присел возле Анжелики и нежно, как ребенка, коснулся ее руки. – Не бойся, детка, они не такие уж злые. Они делают такие страшные рожи, чтобы пугать буржуа. А тебя мы уже любим. Ты наша маркиза, Маркиза Ангелов. Красивое имя. Тебе нравится? Очень идет к твоим красивым глазкам. Ну-ка, выпей немного, милочка, вино хорошее. Бочонок из Гревского порта, на своих ногах прибывший до самой Нельской башни. У нас все так. Ты же во Дворе Чудес.
И он поднес бокал к ее губам. Она подчинилась этому нежному мужскому голосу и выпила. От доброго вина по телу разлилось приятное ощущение теплоты. Неожиданно все упростилось, ей перестало быть страшно. Она выпила второй бокал и, облокотившись на стол, принялась осматриваться. Деревянный Зад не спускал с нее своих зловещих глаз морского чудища. Может быть, он специально приставлен к ней, чтобы следить? Но она и не думала бежать. Куда ей идти?
С приближением вечера Двор Чудес постепенно наполнялся всяким сбродом, жившим под покровительством Каламбредена. Среди них было много женщин, державших на руках слабо попискивающих больных детей или младенцев, завернутых в лохмотья. Одного из них, с гнойными нарывами на личике, передали сидевшей у очага женщине. Та быстрой рукой сорвала с лица младенца все корки, провела какой-то тряпкой по крошечной мордашке, тут же ставшей гладкой и здоровой, и приложила ребенка к груди.
Жанен улыбнулся и пояснил:
– Видишь, у нас во Дворе Чудес быстро исцеляются. Чтобы увидеть чудо, не надо участвовать в религиозных процессиях. Здесь чудеса можно видеть каждый день. Может, как раз сейчас какая-нибудь знатная дама-благотворительница рассказывает своей подруге: «Ах, милочка, видела я сегодня ребеночка на Новом мосту… Какая нищета! Весь в гнойничках! Разумеется, я подала несчастной матери…» И они радуются, ханжи! А ведь это всего лишь несколько сухих хлебных крошек и капелька меда, чтобы мухи садились. А, ну вот и Крысолов. Ты можешь уйти.
Анжелика взглянула на него с изумлением.
– Тебе не обязательно понимать! – прорычал Жанен. – Это согласовано с Каламбреденом.
Крысолов был испанец. Он был так худ, что его тощие колени и острые локти протерли дыры в одежде. Печальный оглодок фландрских сражений, он тем не менее молодцевато кичился своими черными усами и шляпой с пером. На плече он горделиво нес рапиру с нанизанными на нее пятью или шестью крысиными трупами. Днем испанец торговал на улицах средством от грызунов. Ночью он пополнял свое скудное жалованье, применяя фехтовальные приемы к крысам.
Крысолов с достоинством принял бокал и закусил редиской, которую достал из собственного кармана. Несколько старух спорили из-за его добычи. Он брал по два су за крысу. Припрятав выручку, Крысолов салютовал рапирой и вложил ее в ножны.
– Я готов! – величаво возвестил он. – Пойдем со мной, красотка.
– Иди, – сказал Анжелике Жанен.
Она хотела было задать вопрос, но раздумала. Остальные поднялись, это были уважающие разбой и сражения «весельчаки» и «шуты», как их тут называли, бывшие солдаты, которых мир обрек на праздность.
Анжелика видела, что ее окружают висельники. На них были лохмотья военной формы, на которой местами еще висел позумент и поблескивала позолота какого-то королевского полка.
Она поднесла руку к поясу, чтобы нащупать кинжал. Анжелика решила, что, если придется, она дорого продаст свою жизнь.
Но кинжал исчез. Гнев охватил ее – гнев, подогретый добрым вином. Забыв всякую осторожность, она гневно воскликнула:
– Кто взял мой нож?!
– Вот он, – нараспев произнес Жактанс и с невинным видом протянул Анжелике нож.
Она была поражена, как он мог вытянуть кинжал из корсажа ее платья так, что она ничего не почувствовала? Снова своды зала потряс ужасный смех нищих и бандитов – смех, который отныне всю жизнь будет преследовать молодую женщину.
– Хороший урок, красотка, – прохрипел Деревянный Зад. – Вот ты и узнала ловкость рук Жактанса. Его пальцы проворней, чем у фокусника. Спроси, что об этом думают рыночные торговки!
– Знатное перо, – сказал один из «весельчаков», беря кинжал. Рассмотрев, он в ужасе швырнул его на стол. – Да это же нож Родогона Цыгана!
Все со смешанным чувством уважения и беспокойства взирали на сверкающий в свете свечей клинок. Анжелика схватила свое оружие и снова спрятала под корсаж. Ей казалось, что этим жестом она освящает свою власть над отверженными. Никто не знал, как она вырвала этот трофей из рук самого опасного врага банды. Тайна окутала ее неким пугающим ореолом.
– Эге… – прохрипел Жанен, – да она хитрее, чем кажется, наша Маркиза Ангелов!
Под оценивающими и уже восхищенными взглядами Анжелика вышла.
В почти кромешной ночной тьме вырисовывался силуэт Нельской башни. Теперь Анжелика сообразила, что комната, в которую привел ее Никола, вероятно, находится на вершине этой башни и служит складом для воровской добычи. Один из «весельчаков» услужливо объяснил ей, что именно Каламбредену пришла в голову мысль разместить своих людей в полуразрушенной средневековой крепости. И верно, башня была идеальным убежищем для бандитов. Обветшалые залы, полуразвалившиеся стены, шаткие башенки служили тайниками, которых не имели другие банды предместья. Испугавшись сомнительного соседства, сбежали прачки, прежде имевшие обыкновение развешивать белье на зубцах крепостных стен. Никто не вмешался, чтобы выставить темных личностей, которые, прячась под перекинутым через засыпанные рвы горбатым мостиком, подстерегали кареты из Сен-Жерменского предместья.
Горожанам оставалось только вздыхать, что пассаж Нельской башни превратился в настоящее бандитское логово в самом сердце Парижа. Порой по вечерам нищие устраивали оргии, и тогда звуки скрипок из Тюильри, на противоположном берегу Сены, смешивались с пиликаньем аккомпанирующего их танцам папаши Юрлюро или песенками Тибо Музыканта.
Увидев крадущиеся вдоль берега тени, матросы на расположенной поблизости крошечной деревянной пристани умолкли. «Местечко становится небезопасным, – думали они. – Когда же наконец городские эшевены решатся снести эти древние укрепления и изгнать отсюда всю нечисть?»
– Приветствую вас, господа, – подойдя поближе, произнес Крысолов. – Не будете ли вы так любезны перевезти нас до набережной Жевр?
– А деньжата у вас имеются? – спросил один из лодочников.
– У нас вот что имеется, – ответил Крысолов, уткнув ему в живот острие своей шпаги.
Бедняга смиренно пожал плечами. Они каждый день имели дело с прохвостами, что прятались в лодках, воровали товар и заставляли бесплатно перевозить их, словно господ, с берега на берег. Когда речников бывало много, дело заканчивалось кровавой поножовщиной. Труженики речного цеха тоже не отличались особой кротостью нравов.
Однако в тот вечер трое мужчин, стороживших свои баржи, которые только что разожгли костер, поняли, что в их интересах не искать ссоры. По знаку хозяина поднялся молоденький лодочник. Анжелика со своими зловещими сопровождающими уселась в его посудину.