Лодка прошла под аркой Нового моста, возле моста Нотр-Дам и причалила к набережной Жевр.
– Тебе повезло, малыш, – сказал Крысолов юному лодочнику, – тебя не только благодарят, но и отпускают в целости и сохранности. Только одолжи нам свой фонарь. Мы вернем, когда вспомним…
Недавно сооруженная набережная Жевр с ее огромной каменной дугой представляла собой плод титанической работы мысли и резца.
Оказавшись под ее сводами, Анжелика услышала напоминающий мощный голос океана рев скованной гранитом реки. Картину дополнял подобный отдаленным раскатам грома грохот карет по мостовой. Казалось, эта холодная сырая уединенная пещера в сердце Парижа специально создана, чтобы служить укрытием для всех городских преступников.
Бандиты проникли в самую дальнюю ее часть. Три-четыре темных прохода, служившие стоками для расположенных на улице Вьей-Лантерн мясных лавок, изрыгали кровавые волны. Через них надо было перепрыгивать. Дальше пришлось идти узкими и зловонными коридорами, по лестницам, скрытым между домами, и топким берегам, где ноги по колено увязали в иле.
Когда бандиты снова вынырнули на поверхность, стояла кромешная тьма, так что Анжелика не могла бы сказать, где она находится. Очевидно, это была какая-то маленькая площадь с фонтаном в центре, потому что слышался плеск воды.
Внезапно совсем рядом раздался голос Никола:
– Это вы, ребята? Девушка с вами?
Один из «весельчаков» направил фонарь на Анжелику:
– Вот она.
Она различила высокий силуэт и жуткое лицо бандита Каламбредена. Даже зная, что это Никола, она не могла побороть панический страх, вызываемый в ней его видом.
Главарь шайки ладонью отвел фонарь от лица Анжелики:
– Совсем, что ли, обалдел со своей коптилкой! «Мусью» теперь для прогулок свет понадобился?
– Что-то у нас не было желания свалиться в воду под набережной Жевр, – возразил тот.
– Ничего не бойся, радость моя, ты же знаешь, что это я, – усмехнулся Каламбреден и подтолкнул Анжелику под навес какого-то крыльца.
– Ты, Снегирь, перейди на другую сторону улицы и встань за каменной тумбой, – распорядился он. – Ты, Мартин, останься со мной. Ты, Гобер, встань в проулке. Другие пусть следят за перекрестками. Ты на месте, Барко?
– Я всегда на месте, – словно с небес, ответил карлик, вскарабкавшийся на вывеску какой-то лавки.
Из-под козырька подъезда, где она стояла с Никола, Анжелика видела всю узкую улочку. Несколько фонарей, укрепленных на стенах наиболее зажиточных домов, проливали свой слабый свет, в котором, точно печальная змея, поблескивала заваленная отбросами центральная сточная канавка.
Двери лавчонок ремесленников были наглухо закрыты. Обитатели улочки укладывались в постели, иногда за окнами можно было различить движение круглого пламени свечи.
Какая-то женщина распахнула окно, чтобы выплеснуть на улицу ведро нечистот. Слышно было, как она пугает плачущего ребенка, обещая позвать Страшного Монаха. Так в те времена звали Буку, бородатого монаха, который, как рассказывали, ходил по домам с мешком за спиной и забирал плохих детей.
– Я тебе покажу Страшного Монаха! – проворчал Никола. И тихим напряженным голосом добавил: – Сегодня заплачу за твое приданое, Анжелика! Вот как это делается у нищих. Чтобы заполучить свою красотку, мужчина платит за нее как за вещь, которой хочет обладать.
– Но это единственная вещь, которую мы покупаем, – хмыкнул один из головорезов.
Главарь выругался, и тот умолк. Услышав шаги, бандиты затихли, вынули из ножен оружие и замерли в ожидании. Какой человек пробирался по улице, то и дело перескакивая с одной мостовой на другую, чтобы не замарать в зловонных лужах украшенных бантами башмаков на высоких каблуках.
– Не он, – прошептал Никола Каламбреден.
Звякнуло оружие, которое его товарищи вставляли в ножны. Услышав пугающий звук, прохожий вздрогнул, различил смутные силуэты под козырьком подъезда и бросился бежать, завывая:
– Воры! На помощь! Раздевают! Убивают!
– Придурок! – сквозь зубы процедил с противоположной стороны улицы весельчак Снегирь. – Вот так раз в жизни спокойно пропустишь клиента, даже не сняв с него накидки, а он орет во всю глотку, как осел. Прямо противно!
Легкий посвист, донесшийся с дальнего конца улицы, заставил его умолкнуть.
– Смотри-ка, кто идет, – прошептал Никола, потянув Анжелику за руку.
Замерзшая, бесчувственная настолько, что даже не ощутила прикосновения его руки, Анжелика ждала. Она знала, что сейчас произойдет. Это было неотвратимо. Это необходимо должно было свершиться. Только ПОСЛЕ этого ее сердце сможет ожить. Ибо все в ней умерло, и лишь ненависть была способна вернуть ее к жизни.
В желтом свете фонарей она увидела двух монахов; они шли, поддерживая друг друга под руку. В одном из них она без малейшего труда узнала Конана Беше. Второй, пухленький и многословный, разглагольствовал на латыни, энергично размахивая руками. Должно быть, он был слегка навеселе, потому что время от времени прижимал своего спутника к стене, а затем, извинившись, прямиком толкал в канаву.
Анжелика узнала резкий голос алхимика. Он возмущенно возражал, тоже на латыни. Возле самого крыльца Беше с возмущением воскликнул по-французски:
– Хватит, брат Амбруаз! Ваши измышления о крещении в жирном бульоне – это ересь! Таинство ничего не стоит, если вода, которой оно совершается, загрязнена нечистыми элементами, каковыми являются животные жиры. Крещение в жирном бульоне! Какое кощунство! Почему бы не в красном вине, вы ведь его предпочитаете? Вас бы это вполне устроило, – похоже, вы очень его любите!
Резко выпрямившись, тощий францисканец стряхнул цепляющуюся за него руку. Плачущим голосом пьяницы толстый брат Амбруаз пробормотал:
– Брат мой, вы разрываете мне сердце… Увы! Мне бы хотелось убедить вас. – И неожиданно, словно безумный, выкрикнул: – Ха-ха! Deus coeli!
Почти в то же мгновение Анжелика осознала, что брат Амбруаз стоит возле них, на крыльце.
– Валяйте, ребята! – прошептал он, плавно перейдя с латыни на босяцкий говор.
Конан Беше обернулся:
– Что с вами? – Умолкнув, он принялся испуганно озираться по сторонам. Почти лишившись голоса, он позвал: – Брат Амбруаз! Брат Амбруаз, где вы?..
Его тощее лицо фанатика, казалось, исказилось еще больше. Задыхаясь и в ужасе оглядываясь вокруг, он сделал несколько неуверенных шагов.
– У-y-y! – С жутким улюлюканьем ночной птицы в игру вступил карлик. Сделав кувырок вокруг угрожающе заскрипевшей металлической вывески, он, как огромная жаба, ловко спрыгнул под ноги монаха Беше. Тот вжался в стену. – У-у-у! – повторил карлик.
Исполняя перед своей испуганной жертвой какой-то адский танец, Баркароль кувыркался, причудливо кланялся, гримасничал, делал неприличные жесты. Он буквально заточил Беше в дьявольский круг. Затем из темноты, ухмыляясь, выступило второе безобразное существо – кривоногий горбун. Колени его стукались друг о друга, а слишком широко расставленные бедра и ступни заставляли передвигаться с резким и устрашающим раскачиванием. Но фигура его не шла ни в какое сравнение с жуткой физиономией монстра, с чьего лба свисал гигантский кожный красный нарост.
В вопле, вырвавшемся из горла монаха, не было ничего человеческого:
– Аааааа! Демоны! Демоны!
Его длинное тело согнулось пополам и рухнуло на колени прямо в грязь. Глаза вылезли из орбит. Лицо приобрело восковой оттенок. Разведенные в омерзительной гримасе ужаса губы открыли два ряда стучащих от страха дурных зубов. Очень медленно, словно пребывая в кошмарном сне, он воздел костлявые руки с растопыренными пальцами:
– Сжалься… Пейрак…
Это имя, произнесенное ненавистным голосом, как лезвие стилета, пронзило сердце Анжелики. Ею овладело безумие.
– Убей его! Убей его! – принялась она вопить, не замечая, что вцепилась в руку Никола.
Каламбреден оттолкнул ее и вытащил из ножен служивший ему оружием огромный мясницкий нож.