— А как я должен себя чувствовать? — Я подозрительно уставился на улыбающуюся физиономию Фила, ожидая подвоха.
Фил вернул своему лицу серьезное выражение.
— Ну... к примеру... быть может, тебе немного жарко?
Внезапно я осознал, что мне действительно ужасно жарко, я весь вспотел, как будто слишком долго просидел на солнцепеке.
— Что вы делали? Поджигали меня?
Фил громко рассмеялся в ответ:
— Мы пытались, но ты не разгорелся, — после чего он с ледяным спокойствием объяснил мне, что, пока я лежал, как доска, между двумя табуретками, он немного посидел у меня на животе, вслед за чем принялся водить пламенем зажигалки по моим вытянутым ногам.
Я сидел и во все глаза смотрел на него, не в силах поверить в услышанное.
— Что ж, попробуй это повторить. — Я очень старался, чтобы в моих словах прозвучала шутливая угроза, но, кажется, это мне не удалось.
Фил вновь рассмеялся, довольный своим успехом.
Я подошел к Энн:
— Это все-таки случилось?
Она мягко улыбнулась и ласково обняла меня.
— Ты был великолепен, милый, — сказала она, но голос ее при этом дрожал.
Десять минут спустя мы все сидели за кухонным столом, обсуждая мое поведение под гипнозом. Должен отметить, в доме Элси впервые на моей памяти было так оживленно.
— Ничего не было, — смеялся я.
— Конечно было, дорогой. — Даже Энн была возбуждена больше, чем обычно. — Во сне ты снова был двенадцатилетним мальчиком и поведал нам о каком-то Джо Ариоле, который, судя по твоему рассказу, был сущим дьяволенком.
— Ариола? — медленно повторил я. — Черт возьми, я же ничего о нем не помню.
— Ты только думал, что не помнишь, — пояснил Фил.
— А я не верю, что можно вспомнить такие давние события, — заявила Элси. — Том, должно быть, все-таки притворялся.
— Он мог вспомнить даже то, что было значительно раньше, — вмешался Фил. — Отмечены случаи, когда воспоминания людей касались внутриутробного периода их жизни.
— Скажешь тоже. — Элси упрямо наклонила голову. Сейчас, когда у нее перед глазами уже не было меня, положенного на две табуретки, к ней вернулся дух противоречия.
— Именно так, — подтвердил Фил, — и не надо забывать, что была еще Бренда Мерфи, женщина, которая под гипнозом уверяла, что в своей прошлой жизни была ирландской девочкой.
— Глупости. — Элси просто не могла допустить, чтобы последнее слово оставалось не за ней. Несколько минут все молчали. Потом Элси взглянула на часы, после чего вопросительно уставилась на Фила.
— Еще рано, — моментально отреагировал он.
— Рано для чего? — почему-то насторожился я.
— Увидишь.
Элси встала и отошла к плите.
— Кто-нибудь хочет еще кофе?
Убедившись, что от Фила ничего не добьешься, я обратился к Энн:
— Что я еще говорил, когда мне было... я имею в виду, когда я думал, что мне снова двенадцать лет?
— Очень много интересного, — задумчиво сообщила она, — о твоих родителях, о каком-то необыкновенном велосипеде, который был пределом твоих мечтаний.
— Боже мой, а ведь правда, — неожиданно вспомнил я, — я очень хотел велосипед!
— А мне в двенадцать лет хотелось кое-чего еще, — съязвил Фрэнк.
Я заметил, что Элизабет опустила глаза и уставилась на свою чашку с кофе, плотно сжав бледно-розовые губы. У Элизабет бледным было все: оттенок помады, цвет волос и кожи. Казалось, что все яркие краски покинули эту женщину, и сама она словно начала исчезать, растворяться в полумраке. За столом осталась только бледная тень.
— Я уже не о велосипедах мечтал, когда мне было двенадцать, — повторил Фрэнк, решив, что его обошли вниманием.
— Парни, все мы знаем, о чем мечтали в юности, — преувеличенно бодро начал я, стараясь обратить все в шутку, хотя Фрэнк был настроен серьезно.