- Тысяча благодарностей, обязательно запомню, только мы сейчас не об этом, - нетерпеливо отмахнулась я. - Слушай, ну ты же сама все время ноешь, как устала от этих дурацких развалин и хочешь жить как белый человек, что бы это ни значило. И что такого ужасного в том, чтобы луну-другую посидеть на постоялом дворе? А потом я тебя не только в столицу отведу, но еще и половину своей доли сокровищ отдам. Согласна?
- Ну пипец ты наивная! - закатила глаза эта невозможная особа. - Ладно, Игги твой на всю голову трёхнутый, так теперь и ты туда же! Нету там никаких сокровищ. Не-ту. Ноу. Найн. Нон. Сказки это в пользу бедных, и до тебя это не доходит тупо потому, что полный играй гормон случился и мозг в отключке валяется! Лучше бы...
- Все, хватит, - оборвала я, потому что мне уже окончательно надоело слушать ее глупости. - Чем языком молоть попусту, лучше ногами шевели. Или хочешь на морозе ночевать, да еще и с пустым брюхом?
- Ага, а по существу возразить нечего, да? - Обрадовалась сестрица не пойми чему. - Один ноль в мою пользу! Кстати, одеяло в моей сумке и я тебя под него все равно не пущу, можешь губешки не раскатывать!
Можно подумать, я стала бы спрашивать у нее разрешения.
Глава 2
Каменная Рука вовсе не была убогим городишком, что бы там не болтала моя злая на язык родственница. Даже наоборот. С недавних пор, он по праву считался величайшим городом северных земель: прочные стены, широкие улицы, да и золотой квартал никак не хуже столичного, с домами в три этажа и танцующим фонтаном работы самого Ормстейна Резчика. Правда, фонтан этот большую часть года стоит замерзший и до смешного похож на груду немытой посуды в тазу, но это уже так, сущие пустяки. У других, вон, и такого нету.
Помнится, Ингвар упоминал, что по праздникам на главной площади вокруг знаменитого фонтана устраивают неплохую ярмарку, но до ближайшего праздника было две седмицы с гаком, а значит, нам там делать нечего. Вместо этого, я сразу же от городских ворот свернула направо, в узкий переулок, ведущий к дому господина Кольбейна.
Этот господин Кольбейн - суетливый низкорослый толстяк с маленькими выпуклыми глазками, - служил городским казначеем, а потому считал себя важной птицей. В тот раз он принял нас в совершенно пустом зале, восседая на возвышении в богато украшенном кресле. Смешной такой, ну прямо воробьиный Император. Ингвар тогда сделал нам с рыжей знак обождать у двери, а сам в три шага пересек "тронный зал" и навис над казначеем, как голодный коршун. О чем они говорили я не расслышала, но спеси у господина Кольбейна заметно поубавилось. Ни отдохнуть, ни напиться он так и не предложил, но хотя бы согласился подержать у себя наших лошадей, что уже было неплохо: на незнакомую дорогу только последний дурак верхами сунется. А теперь нам его одолжения и вовсе без надобности: на том постоялом дворе, куда я собиралась устроить сестрицу, в придачу к комнате полагалось отдельное стойло и две меры овса в день. Так чего добру пропадать?
Памятуя прошлый холодный прием, к парадной двери я даже соваться не стала. Вид-то у нас после руин был, прямо скажем, не очень-то представительный. Еще прогонят, чего доброго. Но встретили нас, как ни странно, приветливо. Даже слишком.
Едва мы подошли к задней двери, как на крыльцо выскочила румяная девица в небрежно зашнурованном парчовом платье и защебетала:
- Ой, это взаправду вы? Прям не верится! Да проходите же, ваши милости, проходите! Покорнейше просим в дом! Ах, так неловко, такие гости и через заднюю калитку... Проходите, прошу вас! Ох, мамочки, честь-то какая!
Рассудив, что с хозяином объясниться будет проще, чем с этой заполошной, я ухватила за руку застывшую столбом рыжую и потащила в дом.
А там, в просторной светлой кухне уже выстроились, наверное, все, кто был в доме: дряхлый старик с мокрым полотенцем в руках, две перепуганных девчонки в застиранных серых платьях, неопрятная толстуха в заляпанном чем-то красным несвежем переднике и худой мальчик в дорогой бархатной курточке, похожий на голодного мышонка.
- Милости просим, высокородные госпожи, - проблеял старик, уперев глаза в пол и комкая в руках и без того измятое полотенце. - Покорнейше прошу извинить наше невежество. Мы люди простые, к гостям знатным непривычные. За господином казначеем уже послали. Не угодно ли обождать в совещательной комнате?
- Угодно, да. И принесите вина и фруктов, что ли, - лениво обронила сестрица прежде, чем я успела ей помешать.
- Как пожелает высокородная госпожа, - склонился в поклоне старик и распахнул перед нами дверь, ведущую из кухни во внутренние комнаты.
"Совещательная комната", куда нас проводили, была не в пример уютнее памятного тронного зала: приземистый круглый стол темного дерева, окруженный изящными резными креслицами с пухлыми винно-красными подушками на сидениях, мягкая шкура на полу и настенные драпировки цвета жирных сливок. Не успели мы с Эйрин усесться, как на столе появился тонкогорлый кувшин, украшенный цветной эмалью, два серебряных чеканных кубка и огромное блюдо нарезанных яблок, политых медом.
- Это что еще за фигня? - тут же напустилась рыжая на застывшего в ужасе старого слугу, - Тебя где учили фуршет накрывать, в блокадном Ленинграде?
У несчастного сделалось такое лицо, будто он вот-вот рухнет без чувств.
- Ах, милая сестра, прояви же милосердие! Северные земли суровы и не балуют изобилием фруктов, особенно среди зимы,- проворковала я самым нежным голосом, на который только была способна.
Пинок, которым я ее наградила под столом, нежным не был, но, видят предки, она его заслужила. Мы здесь не для того, чтобы пугать чужих слуг.
- Прекрасная госпожа так добра! - Раздался знакомый тонкий голосок. - Этот недостойный посмел вас огорчить? Ах, ну что за возмутительное невежество! Разве в нашей глуши найдешь достойного слугу? Уверяю вас, госпожа, я тотчас же, своими собственными руками... только скажите! Одно словечко, госпожа, и все тотчас будет исполнено!
Господин казначей, во всем своем птичьем великолепии, почтительно застыл у двери, будто не смея войти в собственную комнату. И это вместо того, чтобы вытолкать наглых самозванок взашей? Да что тут вообще происходит?
Тут в потоке бессвязных извинений выдался просвет, куда я и вклинилась:
- Ну что вы, не нужно никого наказывать! Мысль о том, что этот добрый человек пострадал из-за пустой прихоти разобьет нежное сердце моей доброй сестры. Не так ли, дорогая сестрица?
- Пофигу. В смысле, как скажешь, - обиженно буркнула та, потирая ушибленную моим сапогом лодыжку. - Я вообще молчу.
- Простите мою торопливость, - перешла я к самому важному, - но оставим обмен любезностями и поговорим о деле. Неполную луну назад я и мои спутники оставили вам троих лошадей. Уверена, они пребывают в добром здравии и мы сможем их забрать. Прямо сейчас.
По лицу господина Воробья пробежала гримаса, будто его кишечные колики одолели, но тут же сменилась прежней угодливой улыбочкой:
- Могу ли я предложить вам вина, прекрасная госпожа? Ах, до чего же вкусное это вино! Умоляю, попробуйте хотя бы глоточек!
Надо же, умоляет он! А в прошлый раз мне в этом доме даже сырой воды не дали, хоть я и просила. Что, старый сыч, сонного зелья туда намешал? Или похуже чего?
- Вы очень добры, - я решительно поднялась и сделала рыжей знак сделать то же самое. - Сейчас мы очень торопимся, но в следующий раз всенепременно угостимся.
- Как пожелаете, прекрасная госпожа, как пожелаете, - закивал господин Сыч, но с места так и не сдвинулся. Так и стоял в дверях - ни обойти, ни перепрыгнуть.
- Тогда, быть может, вас не затруднит дать нам пройти? - закинула пробный камешек я, уже всерьез примериваясь к кувшину.
Выглядел он достаточно тяжелым, чтобы им можно было оглушить, но на грохот слуги сбегутся и что тогда? От всех сразу, пожалуй, не отобьемся.