Но с одной старой гадалкой, известной личностью в Темной лабиринте, я подружился, насколько можно подружиться чужеродцу с роненами, и частенько заглядывал в ее лавку — халупа и халупа, скособоченный домик с мансардой, отгороженный высоким щелястым забором. Его черные от старости доски болтались на ржавых гвоздях по всему периметру и скрипели, но почему-то не отваливались даже при сильном ветре. Калитки не имелось в принципе: дыра в заборе, и все.
Первый раз я искал его очень долго, даже думал, что адрес неправильно запомнил. Хотя как тут не запомнить: Командорград, Тьма, ул. Ракушки, 0. Да, ноль. Я еще, когда записку развернул, подумал, что Мефиза ошиблась. Писать-то она почти и не умела.
Улица Ракушки завивалась спиралью, как рог горного барана, лачуги здесь росли словно поганки на пеньках, перемежаясь пустырями в бурьянах, заброшенными малинниками или длинными фанерными бараками за заборами. В номерах — полный бардак, как и во всем Темном городе.
Я отпустил дар (вряд ли в этой клоаке кто-то обзавелся датчиками), и он вывел меня к дыре в дряхлом заборе. Справа от дыры на почерневшей доске виднелась криво начертанная мелом и полустертая цифра '0'. Если не здесь этот чертов дом, то больше нигде.
Отодвинув доску, я пролез и оказался на песчаной дорожке, вившейся петлями в зарослях бузины и рябины, перемешанных с плотными кустами шиповника. Проблуждал я с час: крыша с мансардой вроде бы мелькала в просветах между ветвей, но упорно не хотела приближаться.
Когда я, уже едва живой, в очередной раз заметил окошко мансарды, то ломанул напролом сквозь шиповник. И колючки не остановили. Добрался! Развалюха, затянутая плющом и паутиной. Постучал в перекошенную дверь с чешуйками отслоившейся красной краски.
Никто не ответил. Да и дом совсем не производил впечатление жилого. Решил проверить. Толкнул дверь — она отошла с омерзительным скрипом, переполошившим всех ворон Тьмы, которых я еще не успел распугать, когда чертыхался.
Открыл в тамбуре еще одну дверь и ввалился в темную комнату. Такую пыльную и дымную, что я расчихался вместо приветствия, заглушив звякнувший колокольчик.
В комнате за столом сидела натуральная ведьма. Старая, в узком черном платье с шалью, приспущенной с плеч. Она вынула изо рта длинный, как указка, мундштук с сигаретой, цепкими черными глазами оглядела мою расцарапанную физиономию, руки и пострадавшую от зубов шиповника одежду.
— Ты как сумел попасть сюда, парень? — голос оказался глубокий, но хриплый. — Сегодня неприемный день!
— Здрасьте. Мне нужна тетушка Халия.
— Тебе-то я вряд ли тетушка, ниароне. Уходи. Обратная дорожка тебе постелена прямая.
Роне — это 'человек' на языке роненов, а ниароне — 'чужак', хотя мне казалось, что перевод 'не человек' будет более точным, потому что никого, кроме себя, ронены за людей не считали, искренне думая, что ниароне созданы лишь для того, чтобы у настоящих роне всегда были деньги.
— А Мафиза говорила мне, что Халия видит глубже, чем внешность, — прищурился я. — Значит, ты не та, кого я ищу? Или у твоего зрения тоже неприемный день?
Старуха расхохоталась, задавила дымившуюся цигарку в пепельнице и протянула мне коричневую морщинистую ладонь.
— Ну, здравствуй. А ты упорный, Сархи. Слышала о тебе.
С тех пор знакомый забор обнаруживался в самом начале улицы Ракушки, а дом Халии был открыт для меня почти всегда. В прятки он уже не играл, дорожка не виляла, кусты не царапались. Да и нечему царапаться было: в парадном виде дом окружала пасторальная идиллия — газончики и клумбочки с целебными травками, вишни и яблони. И никаких колючек. Но дорожка всякий раз вилась в другом месте к новой дырке в заборе, старый же проход бесследно исчезал.
Наверное, потому я так полюбил дом гадалки: идеальное убежище.
И сама старуха была чудо, как колоритна. Морщинистое, как печеное яблоко, худощавое лицо, крючковатый нос, черные глаза с поволокой. В узловатых пальцах, унизанных тринадцатью кольцами, вечно был зажат длинный тонкий мундштук. И при этом — густые смоляные кудри с редкими серебринками, подвязанные затейливым ремешком, по-девичьи стройная фигура в тяжелом черном платье с серебряными монетами, нашитыми где попало, а на плечах — черная кружевная шаль с кистями из вороньих перьев.
Прелесть, в какой трепет вгоняло клиентов одно движение ее брови. Закончив гадание, Халия царственным жестом гасила цигарку в пепельнице (череп человеческий, с золотыми зубами — ее лютый враг, как утверждала гадалка), плавно поднималась из-за столика с этаким черным погребальным звоном, и руки клиентов вдруг слабели и роняли кошельки к ее ногам.
— Да будет судьба так же к вам щедра, — глубоким, поставленным актерским голосом вещала старуха, прижимая пухлый портмоне к полу носком черной туфли на огромной шпильке. Она никогда не уточняла, на что именно должна раскошелиться судьба: на приятности или неприятности.
Гадательные (и вымогательные) способности роненов давно заинтересовали меня как феномен. Я чувствовал какое-то сходство в том, что делали гадалки с сознанием клиентов и тем, что интуитивно сделал я со стаей волков, но разобраться тогда, конечно, не смог, и моя жажда учиться любой ценой только усилилась.
Халия часто на меня карты раскидывала, но говорила редко и неохотно, пару фраз:
— Завтра не ходи по Тьме, Сархи. Беда ждет.
'Тьма' — это они клоаку свою так называли.
Или:
— Пуста твоя судьба, парень. Откуда я знаю, почему? Как сам заполнишь, так и выйдет.
А чаще:
— Ты мне опять все карты попортил, мальчишка. Лгут, сволочи! Разорюсь я с тобой, факт. Проветри свой дар проклятый до лавки и купи мне сигарет.
Я бегал за продуктами для старухи и прибирался в ее запутанном и захламленном логове, тщательно сохраняя приятный моему сердцу хаос и убирая только пыль.
Мансарду хозяйка отдала полностью в мое распоряжение, но там я ночевал редко, предпочитая обживать всю столицу целиком. Даже в аристократическом Верхнем находились для ночлега укромные задворки между архитектурными шедеврами с их колоннадами, арками и статуями на загаженных голубями портиках и уютные крыши.
Оттуда открывалась шикарная панорама на серебристо-серые речные извивы и холмы с дворцами Семьи Командора, башней Парламента, мэрии и крепостью Ковена магов.
Я любил забраться с книжкой на верхотуру и между делом наблюдать оттуда за муравьиным копошением на улицах: за фыркающими авто и орущими разносчиками, за вальяжными господами, выгуливающими роскошно одетых дам, и за дамами, выгуливающими толстых мопсов.
Откуда я книги таскал? Не из библиотеки. Они для законопослушных граждан. Я себя к таковым уже давно не относил и не рискнул записаться даже под именем Фредерика. Изредка я подбирал книги, забытые склеротиками на скамейках, но это было унылое чтение, разрешенное к употреблению духовником.
Потому куда чаще я брал приглянувшееся с уличных лотков и потом так же незаметно подбрасывал после того, как прочитаю. Правда, не всегда в первозданной чистоте. Да и на лотках тоже исключительно бульварная муть выкладывалась.
Так и просвещался.
Зато это было самое свободное лето в моей жизни. Особенно, если учесть, что потом последовало...
Глава 2. Академия
Тьма есть Тьма. Беспросветная. Поножовщина и насилие тут — обычное дело. Но за лето моя физиономия примелькалась даже в особо злачных местах, куда частенько заводили меня поручения роненов, и меня никто не трогал. Не потому, что мышцы накачанные, и в уличных драках я не новичок. Какие уж там мышцы у пятнадцатилетнего пацана. А потому, что драка — это хаос. А где хаос, там мне полная лафа.
Правда, я был осторожен. От магов, торговцев дурью и шлюх держался подальше. Но как-то на рассвете я шел в Темный город через пустырь из Нижнего и наткнулся на окровавленное тело в изодранном черном платьице.
Думал — опять труп. Не редкость тут. Но тело пошевелилось и глянуло на меня голубыми глазами. Боль в них плескалась адская. Меня как ожгло. И ведь предупреждала меня Халия — не лезь. Что бы ни увидел, держись стороной. Не получалось у меня это никогда.