Блекло-голубые глаза, бледные щеки, капризно надутые губы, напудренный парик и женоподобная фигура. Грейс искренне удивилась, ощущая неприязнь и странную неловкость. Неужели таков возлюбленный Виллы? Как она могла ему довериться, не то что влюбиться?
— Красавцем его не назовешь.
Польсон рассматривал портрет более внимательно.
— Портрет просто плох, — объявил он. — скучный и мертвый. Но добавьте мысленно сверкающие живые глаза, улыбку… Такой чувственный рот наверняка умел улыбаться. Личность всегда привлекает больше, чем просто приятная внешность. И добавьте ещё темперамент и жизненную силу.
Грейс все ещё сомневалась.
— Это типично шведское лицо?
— Я бы не сказал.
— Если мы встретим похожего человека, сможем мы его узнать?
— Ну, надо учесть современную одежду, цвет волос, живость натур…
Он взял её за руку, и Грейс удивилась, как в его лапе утонула её собственная ладонь. Руки и ноги Польсона были так же велики, как и все тело. И ей нравилось, как он возвышается над ней. В какой-то миг его пальцы нежно скользнули вверх по её руке.
— Остается все-таки надежда найти Густава.
— Если бы мы искали кого-то вроде вас… Вы-то из толпы уж точно выделяетесь.
— Это комплимент? Лучше давайте побродим по замку и представим себе всех королей и королев, ходивших по этим лестницам.
— И Виллу с Густавом? Интересно, давал ли он ей королевские обещаний?
— Обещать-то мог, а вот чего она дождалась…
Лицо Польсона вдруг окутала такая печаль, что Грейс машинально прижалась к его руке.
Они шли по берегу озера. Бледно светило солнце, среди пожелтевшей осоки медленно плыл лебедь. Желтые и красные дома на той стороне озера сражался в воде, словно догоравшее пламя костра. Каркали вороны. Воздух замер, стыл и тих, даже листья не падали на землю.
— Мы же собрались на пикник, Грейс? — спросил вдруг Польсон. — Может, откроем шампанское? Иначе вас не развеселишь!
Грейс невольно улыбнулась.
— Вы должны были заметить, что по части веселья мне с Виллой не сравниться.
— Я заметил. Вернемся к машине?
Там Польсон достал из багажника корзину и развернул подстилку. Потом ловко открыл шампанское, наполнил бокал и один протянул Грейс.
— Вы слишком много думаете. Правда, я тоже. Поэтому от меня ушла жена. А вы были влюблены, Грейс?
— Конечно.
— Сильно?
— Мне казалось, да.
Грейс от неожиданности высказала все, как есть.
— Между мною и мужчинами всегда оказывалась пишущая машинка. Иногда вдруг возникает желание писать всю ночь, потом чувствуешь себя такой разбитой, что не до любви. Ну и потом…
— Что потом?
Она вздернула подбородок.
— И потом любовные проблемы я всегда переживала острее.
— Но не настолько, чтобы забыть про машинку!
— Я иначе не могу!
Он задумчиво смотрел на нее.
— О чем вы пишете, Грейс?
— О молодых супругах, их проблемах, о желанных и нежеланных детях. Короче, о проблемах человеческого существования. Это очень важно.
— Согласен.
— Вы в самом деле так думаете? — Грейс воскликнула это так взволнованно, что Польсон наклонился и поцеловал её. От прикосновения его холодных губ она отпрянула раньше, чем чем успела ощутить нараставшее возбуждение.
— Зачем вы это сделали?
— Мне показалось, что будет приятно.
— Вам или мне?
Он рассмеялся, и глаза сразу стали не близорукими, а проницательными и ясными.
— Грейс, вы как дикая роза Шотландии — сплошные шипы. Разве нам сейчас не хорошо? Или есть причина, по которой мы не можем доставить друг другу удовольствие, если этого хочется?
Его крепкая рука легла на её плечо. Голова Грейс кружилась не столько от шампанского, сколько от безудержного желания. Но когда он осторожно погладил её волосы, она взмолилась:
— Давайте пока отложим, ладно?
Ей было не по себе от мысли, что она так скоропалительно станет его любовницей.
Польсон кивнул.