— В футбол? — совсем уж не въехал я. Как он играть-то собрался, со своей больной спиной? Его же блаженный батька потом живьем меня сожрет.
— Ага, у меня игровая приставка есть. А отца завтра целый день не будет.
— Ну, давай, наверное. — Я почему-то никак не мог отделаться от ощущения, что меня зовут на свидание. Но удивительное дело — это не вызывало во мне чувства протеста. Походу, не стоило мне тогда с Максом разговаривать. Это все-таки передается воздушно-капельным путем…
========== Часть 7 ==========
Видно, в какой-то из прошлых моих жизней я нехуево так нагрешил и теперь за это расплачиваюсь. Какой там футбол на приставке? Рано утром, я ещё и глаз разлепить не успел, заявились дорогие мои родители с котом, который, в отличие от них, явно был очень рад меня видеть и сразу же залез на диван, начиная об меня тереться и кусаться. Я на минутку представил, как об меня радостно трется и кусается отец, выражая этим свою любовь, вздрогнул, помотал башкой, вполголоса проклиная свое нездоровое воображение, и окончательно проснулся.
Собственно, мне даже рта не дали раскрыть. Претензии, в принципе, особой новизной не отличались, хотя и приобрели новый оттенок ненависти в связи с тем, что я, хамло безответственное, посмел сдать деда в больницу, никого об этом не известив. И вообще, мог бы и дома деда вылечить, чего я его на всеобщее обозрение вывел, позор-то какой. И что о нашей семье люди теперь подумают.
Наверное, не стоило мне отвечать, пожимая плечами:
— Что-что. Как обычно хуйню какую-нибудь.
Отец аж позеленел, затрясся весь и зачем-то схватился за ремень, потом кинул взгляд на мрачно насупившегося меня и руки от ремня убрал, видно сообразив, что если он подымет на меня руку, в долгу я не останусь.
Естественно, они тут же стали собираться за дедом в больницу, пришлось собираться и мне: уж я-то знал, что дед вполне мог отказаться идти куда-либо с незнакомыми ему людьми, родителей он не узнавал уже давно, но побаивался обоих, потому что отец все время кричит, а мать бегает и кудахчет.
На лавочке уже сидел и ждал моего звездного выхода Ильдар. Увидев выражение моего лица и идущих следом родителей, он даже поздороваться не решился, только быстро сунул мне выуженную из кармана ветровки пачку сигарет. Умный он всё-таки, хоть и педик.
В больнице, что вполне предсказуемо, отец устроил концерт, обещая всем кары небесные. Я старался стоять в сторонке и не отсвечивать, чтоб никто не подумал, что я с этим психом заодно. Персоналу больницы скандалы были не нужны, да и дедовы анализы пришли лучше ожидаемых, поэтому в выписке никто отказывать не стал. Разве что сам дед собираться и уходить никак не хотел: он уже успел подружиться со своими соседями по палате и хотел остаться с ними, а не возвращаться домой с мужиком, который вроде бы невинную фразу «папа, собирайся домой» произносит таким тоном, будто за неповиновение на дыбе вздернет. От матери толку было мало, носилась только туда-сюда, стеная и заламывая руки. Пришлось собирать деда мне, пообещав ему встречу с его новоиспеченным другом Ильдаром, который по нему скучает безудержно. Дед купился и спокойно позволил переодеть себя в уличную одежду и даже по лестнице спускался сам, придерживаясь перил, категорически отказавшись пользоваться лифтом, который обозвал шайтан-машиной.
А в автомобиле дед замолк и всю дорогу пристально разглядывал родителей. То ли к нему вернулся разум, то ли он пытался вспомнить, кто это, нахрен, такие. Так и не вспомнил, зато ухватил самую суть, когда мама уже в квартире попыталась снять с него куртку, он обозвал ее старой мандой и не позволил к себе прикасаться. Отцу тоже нехило прилетело, дед злобно на него косился, обзывал фашистом, пытался в него плюнуть и прятался за мою спину.
Пока родители были на кухне, а я мыл руки в ванной, дед тихонько снял с себя подгузник и его содержимое аккуратно вывалил в отцовы ботинки. Я, услышав батин рев и последующий за этим мат, немедленно простил дедушке свои испорченные кроссовки.
Жаль, что злорадного смеха я сдержать не сумел, и отец прицепился уже ко мне. Мол, он меня кормит, поит и одевает, я сижу на его шее и мне ещё и хватает наглости огрызаться и злословить. За все то, что отец для меня делает, я обязан его по гроб жизни уважать и всячески выказывать свое почтение.
— А пяточку тебе не облобызать?! — взвился я. Нихуя ж себе, на шее я у него сижу! Обеспечивает он меня, видите ли. Интересно чем. Презрением, разве что, вот им он меня постоянно обеспечивает.
— Что-о-о?! — рявкнул отец.
— Хуй в норковом манто! — отбрил я и на ходу закуривая, выскочил из квартиры, не забыв прихватить свой рюкзак.
На полном серьезе я собирался уйти из царящего дома дурдома первые минут двадцать, рассуждая, что дед, в принципе, уже сдал и, если что, мучиться долго не будет и особого смысла мне его караулить все равно нет, помрет он так или иначе. Ещё через двадцать минут, возвращаясь, я окончательно осознал, что я сентиментальное бесхребетное чмо с комплексом матери Терезы, не могу бросить старика, который даже толком и не осознает, кто он такой.
С расстройства я вылакал две бутылки пива, купленные в ларьке по пути, и домой вернулся в слегка приподнятом настроении. Квартира встретила меня тишиной. Судя по отсутствию сумок и кота, родители свинтили обратно на дачу, оставив деда одного. Ни на минуту, блять, не сомневались, что я вернусь.
Вымотавшийся за день дед крепко спал. Я укрыл его теплым одеялом, послонялся по квартире, решил было выглянуть на улицу, но как назло за окном громыхнуло и хлынул ливень. Ещё немного послонявшись и пощелкав пультом от телевизора, я сам себе признался, что если сейчас никому не расскажу о пиздеце сегодняшнего дня, меня однозначно порвет, и, офигевая от самого себя, позвонил Ильдару.
Он примчался так быстро, будто стоял под дверью и преданно ждал, пока его позовут. Я подозрительно на него покосился, отметив про себя, что он снова нацепил свои драные джинсовые лосины и из них по-прежнему выглядывают коленки, возмутительно цепляющее взгляд.
— Пошли на кухню, там курить в форточку можно, — распорядился я.
— Смотрю, дедушку выписали, — закинул удочку Ильдар.
Сработало, уже через минуту я эмоционально жаловался на свою хреновую бесперспективную жизнь, мудаковатого отца и мать, которая и не мать мне вовсе, а так, мимо пробегала, жужелица мохнозадая. Чем больше я распалялся, тем шире расплывалась улыбка по лицу Солнышка. Я старался не обращать на это внимания, пока на моем очередном «пусть засунут свои претензии в задницу», он не заржал.
— Ты чего? — опешил я. И даже слегка обиделся, потому что не привык, чтоб над моими проблемами смеялись.
— Я только что понял, что мои проблемы — не проблемы вовсе. Спасибо тебе, Дэн.
— Кушайте, не обляпайтесь, — огрызнулся я, насупившись.
Ильдар посмотрел на меня, вздохнул тяжело и вдруг резко на меня подался, вцепился в волосы и коснулся своими губами моих. Сначала робко и нерешительно, видно, опасаясь пиздюлей, но куда там! Я так охренел, что застыл как столб, и ебучее Солнышко решило, что у него карт-бланш. Засосал меня, как пылесос промышленный, языком ко мне в рот полез. Я вообще-то всегда любил целоваться, но такое удовольствие нечасто обламывалось, все мои девчонки спешили поскорее перейти к главному, а при поцелуе так и норовили напускать мне в рот своих слюней. Ильдар же целовался очень хорошо, практически что профессионально, но это никак не отменяло того факта, что мы оба парни.
— Ты чо бля?! — наконец-то оттаял я, отпихивая от себя разошедшегося Ильдара.
— Ты же сам говорил, хоть с собакой, — тяжело дыша, прошептал он.
— Но ты-то не собака!
— Малыш, но я же лучше собаки, — игриво улыбнулся Солнышко. — Тебе же понравилось, я видел. Это же приятно. Ты не думай, я не просто так, ты мне очень нравишься, Дэн, ты настоящий такой, я никогда таких не встречал.
— А я белого медведя не видел ни разу, так что ж мне теперь, сосаться с ним при встрече? — возмутился я и, подумав, решил, что смысла отрицать нет и добавил: — Может, и понравилось, только это все равно не по-пацански. И я не педик. Наверное.