***
Поезд уносил их все дальше и дальше от родного города. Матушка Тома — дай ей бог доброго здравия — согласилась приглядеть за домом и теплицей.
— Не волнуйся, мой мальчик, присмотрю, — она обняла Божедара, и тот поразился, что под толстой кофтой оказалось совсем мало плоти — тетка Цонка, всегда казавшаяся крепко сбитой, как будто усохла. Он покосился на друга, неужели он не видит, но тот нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— Берегите себя, — Божедар порывисто обнял ее в ответ и отстранился, стесняясь проявленных чувств.
— Идите, мальчики, а то опоздаете. Поезд ждать не будет.
Саму поездку он почти не запомнил. Тома порывался что-то там рассказывать — обещал же, но мозг выхватывал лишь отдельные куски, не давал из пестрой мозаики собрать целое. Божедар сдался:
— Тома, давай потом, я что-то сейчас соображаю плохо.
— Немудрено, — согласился тот. — Ладно, все равно тебе подробности только после всех формальностей расскажут. Сам понимаешь, не мы определяем степень секретности.
— Расскажут?
— Не придирайся к словам. Дадут несколько папок с материалами, будешь изучать, — Тома шутливо стукнул его по руке, шлепок получился громким, и крупная тетка, сидящая через проход от них, уставилась с неодобрением.
Божедар вдруг испугался: куда он лезет? Зачем? Государственные тайны, секретные материалы, а он обычный биолог!
Тома подавил смешок со странным булькающим звуком. Божедар сначала не понял, посмотрел с беспокойством, а тот как ни в чем не бывало подмигнул и, приобняв, положил голову на плечо.
— Я вздремну, — промурлыкал он достаточно громко, чтобы тетка услышала и возмущенно отвернулась.
Так и ехали. Плечо немного затекло, но сонное сопение возле уха убаюкивало, и Божедар время от времени тоже проваливался в дрему и не обращал внимания ни на громкие объявления станций, ни на плачущего где-то в начале вагона младенца.
Оформление бумаг на зачисление в экипаж не затянулось. Уже гораздо позже он понял, что его кандидатуру проверили и одобрили задолго до появления Тома. И что сам приятель на самом деле мало что решает, главные в деле формирования экипажа космолета — психологи и безопасники. Ну, может, еще медики, которых Божедар не любил до колик.
Как только последняя подпись была поставлена, ему выделили каюту — крохотную конуру, однако, вмещавшую удобную койку, под которой был ящик для личных вещей и откидной столик. Условия спартанские, но жить можно, решил Божедар. Зато рабочее место ему понравилось намного больше. Огромная по меркам корабля оранжерея была полностью в его распоряжении: что сажать, как располагать, какие опыты проводить — все на усмотрение биолога. Угол, где располагался диванчик и два кресла, предназначенные для отдыха экипажа, он решил отгородить вертикальной стеной зелени: и людям приятно посидеть в зеленой беседке, и на ход исследований влияния будет меньше.
Ему нравилось все: возможностей для реализации самых смелых планов было хоть отбавляй. Божедар радовался как ребенок, но ровно до того момента, как корабль оторвался от пускового стола. Его, конечно, предупредили о перегрузках. Да, они были не столь чудовищны, как на заре космической эры, но свести совсем на нет их было невозможно — фотонные двигатели запускали только за пределами Солнечной системы, и отрываться от земной тверди приходилось по старинке, разгоняясь на реактивной тяге.
Наступившая невесомость оказалась не лучше. Хорошо, что это мерзкое состояние продлилось недолго, капитан врубил гравитационную установку. Кровь наконец отлила от головы и более-менее равномерно распределилась по организму, тошнота отступила, и Божедар вздохнул с облегчением.
Привыкать к пониженной силе тяготения пришлось долго. Наверное, так чувствовали себя люди на поверхности Луны или любого другого небольшого небесного тела, когда за один шаг можно преодолеть метров пять. Главное при этом не стукнуться головой о потолок, нечаянно вложив в движение немного больше силы.
К концу первого дня заглянул Тома:
— Ты как?
— Нормально. Изучаю вот, — Божедар похлопал рукой по ближайшей папке, даже не пытаясь встать с койки; проклятый откидной столик, на котором высилась гора материалов, все равно бы не дал развернуться.
— И как тебе?
— На первый взгляд, ситуация стандартная. Исследовательское судно некоторое время изучало с геостационарной орбиты планету земного типа. Приборы и зонды обнаружили некие простейшие формы жизни, после чего было решено опуститься на поверхность и заняться изучением более детально.
— Все так, а потом начались странности. Ты прочитал уже?
— Нет еще, когда бы я успел?
— Ох, я все время забываю, что с непривычки тяжело. До ужина еще где-то час, пойдем, я тебе кое-что покажу. Тебе понравится.
Тома помог переложить папки на пол. Сложенный столик, хоть и прижатый к стене, все равно мешал. Божедару пришлось буквально протискиваться к двери, Тома почему-то не додумался выйти наружу.
— Пойдем, — он хлопнул Божедара по плечу и повел куда-то по узкому коридору мимо плотно закрытых дверей жилого отсека.
Приглушенный свет и композитный пластик, смягчавший шаги, делали этот коридор почти уютным. Если бы еще картин повесить на стены или хотя бы нанести какой-то ненавязчивый узор, чтобы разбавить тускло-серый цвет, но то ли в казне не было денег на такие излишества, то ли вездесущие психологи сказали свое веское слово, и стены щеголяли своей первозданной унылостью.
— Вот и пришли, святая святых корабля — капитанская рубка, — Тома пропустил его вперед, отодвинув тяжелую даже на вид дверь.
Полукруглое помещение впечатления не произвело. Все тот же преобладающий серый цвет. Дрожащие мониторы с цифрами и графиками. Двое дежурных, точнее Божедар затруднился определить, мельком взглянули на вошедших и продолжили заниматься своими делами.
— Сейчас мы тебе кое-что покажем, — заговорщицким тоном произнес Тома. — Геза, давай!
Божедар вспомнил список экипажа. Геза Борош, штурман. Кажется, они учились вместе с Тома. Вокруг меж тем потемнело. Казалось, стены становились прозрачными, являя людям всю безграничность космоса.
— Смотри, — Тома говорил прямо в ухо, — Земля. Вон там, узнаешь, что? Молодец, а там?
Божедар кивал. Ему было не до красот и величия открывшихся взору картин. Одно дело любоваться звездным небом с крыши дома, смотреть научно-популярный фильм про космос или бегать в планетарий, и совсем другое оказаться с этим самым космосом один на один. Божедару казалось, что он висит в безвоздушном пространстве. В душе нарастала паника, так это оказалось страшно. Внизу, наверху, справа и слева лишь пустота.
— Впечатляет, правда? — самодовольный голос Тома немного рассеял ужас, охвативший Божедара.
Приглушенный звук шагов говорил, что под ногами капитана твердая поверхность, что глаза обманывают, как и другие органы чувств.
— Да, — выдавил из себя Божедар и вдруг отчетливо понял: он и космос не созданы друг для друга.
Тома без умолку болтал, ему вторили другие голоса, а Божедар молился, чтобы убрали эти чертовы проекции, вернули привычный пластик и металл и успокаивающий писк приборов. Почему-то именно эти надоедливые и нудные звуки больше всего вселяли уверенность в том, что все обойдется.
— Божедар, как вы себя чувствуете? — незнакомый голос раздался совсем рядом.
— Нормально, — процедил он, мучительно соображая, где искать выход и вообще как можно ходить по зияющей пустоте? Организм, вестибулярный аппарат и все внутренние органы скопом протестовали против такого издевательства. Хорошо, что Тома не додумался отключить гравитацию, делая погружение в пучину космоса полным.
— Знаете, только что в оранжерее я был ужасно неловок и уронил несколько растений…
— Ох, — мысли Божедара тут же переключились на возможный ущерб. — Надо пойти…
Чья-то невидимая рука поддержала под локоть и повлекла в сторону. Божедар надеялся, что к выходу.
— Лучше? — его прислонили к стене.