"Да уезжай ты куда-нибудь поскорей, — говорил ему Главный Черт, — какого черта ты здесь забыл? Уже ведь вылизал все горячие сковородки и выварился во всех кипящих котлах! Уже все шпильки и все иголки воткнули в тебя адские женщины, ведьмы то есть; уезжай быстрей, надоел ты нам здесь до чертиков!" — "Не могу, — отвечал человек Главному Черту, — не могу, ибо не закончил еще трактата о прекрасном и о любви к ближнему своему!"
Так до сих пор и пишет трактат, невзирая на сковородки, котлы и шпильки. Ибо тому, кто пишет трактаты о человечности и любви к ближнему, нипочем пригреться даже в аду; нашлось бы местечко, где рукопись разложить!
20.11.94 г.
ПРИТЧА О ПОСРЕДСТВЕННОМ ЛИТЕРАТОРЕ И О МИЛОСТИ БОГА
Однажды Посредственный Литератор в силу неких причин (отчаянная мольба, жалость Небес и пр.), пробивавшийся в полуизвестности, получил от Бога дар гениального стихоплетства. Но одновременно он вдруг осознал себя величайшим злодеем, о чем, впрочем, подозревал очень давно. Сочинение виршей, проходившее в состоянии экстаза, схожего с сумасшествием и бывшее теперь некоей постоянной обязанностью, вроде службы у черта, забирало все его время и силы, изматывая настолько, что полноценно отдаваться злодейству он уже просто не мог. Составляя две неразрывные сущности, Злодейство и Гений дополняли друг друга, что рождало великие вирши, но делало жизнь совершенно несчастной. Вынужденный ежедневно каяться в стихах и всячески скрывать свою злодейскую сущность, Гений (бывший Посредственный Литератор) был на деле самым несчастным в мире созданием. Он дошел уже до того, что снова упал на колени, умоляя Создателя прекратить его ежедневные пытки на службе у Муз — но тщетно! Обратной дороги у него уже не было! Он пишет гениальные вещи, страдает, и молит Небо о скорой кончине. Вполне возможно, что так оно и будет в ближайшее время.
15.01.95 г.
ПРИТЧА О ДЕЛИКАТНОМ ПРОМЕТЕЕ И О БЕЗЖАЛОСТНОМ ОРЛЕ
Когда Прометея приковали на Кавказе к скале, и орел регулярно стал клевать его печень, Прометей, сильнейший не только среди людей, но и среди богов, за исключением разве что одного-двух, вроде Зевса и Аполлона, да еще, пожалуй, Афины Паллады, женщины сильной до ужаса, играючи мог порвать цепи, которыми был прикован к скале. Собственно говоря, цепи эти были пустыми игрушками, фетишами, они скорее символизировали волю богов, чем были действительно крепкими узами. Не в цепях было дело, а в особой деликатности Прометея, на которую почему-то обращали мало внимания древние собиратели мифов и современные их толкователи. В деликатности, ибо Прометей, человек очень зоркий, видел труд старого орла-великана, птицы очень заслуженной, терзавшей печень отступников (как людей, так и богов) еще до Потопа, который уже не мог на эту печень смотреть, а тем более относить ее своим сыновьям, чихавшим от нее и делавшимися удивительно слабо¬сильными и строптивыми. Кроме того, орел был на пенсии, очень стар и потрепан на службе, и, лишив его этой божественной пенсии, Прометей мог поставить на грань смерти и голода как орла, так и его семью. Поэтому он не рвал слабые цепи, не освобождался из плена, а деликатно терпел все положенные пыткою муки, боясь обидеть орла и причинить ему невольное зло. С годами деликатность Прометея все возрастала, на боль он уже внимания не обращал, а только все больше и больше жалел немощного стервятника, боясь обидеть его хотя бы вздохом. Наконец орел не выдержал, сошел с ума от деликатности Прометея, сорвался в пропасть, и был растерзан ужами. Прометей же, в память о своем палаче, до сих пор стоит, вжавшись в стену, боясь обидеть уже не орла, а теперь память о нем. Цепи его, кстати, давно истлели. Деликатность героя незримым образом передалась многим людям.
24.01.95 г.