Арсений Яковлевич Афонин был симпатичным здоровым тридцатилетним мужчиной, не имел материальных и жилищных проблем, был умён, самодостаточен… и очень одинок.
Нет, при первом взгляде поменяться с Арсением, совершенно не терпевшим, когда его благородное имя сокращали до короткого Сеня, согласились бы очень многие. Прекрасная трёхкомнатная квартира, собственная машина, очень и очень неплохая зарплата, внешность истинного арийца, крепкое здоровье… Куда ни кинь – сплошные бонусы.
Но был во всём этом великолепии один небольшой, но существенный минус – ориентация. Арсений был геем. Нет, сам он по этому поводу не переживал, ибо, как говорится, против природы не попрёшь, но реакция окружающих была очень даже негативной с самого юного Сениного возраста.
Сначала в ранней юности был сам факт осознания этой самой ориентации, и последовавшие за ним попытки пережить эту катастрофу и принять самого себя… которые закончились переводом в другую школу аж в одиннадцатом классе. Нет, ничего такого не было, но друг, с которым Сеня ещё в один детский садик ходил, язык за зубами не удержал. Он мало того, что разорвал многолетнюю дружбу, так ещё и сделал жизнь Арсения в школе невыносимой. Пришлось забирать документы и переводиться, что существенно снижало шансы на поступление в нужный институт. Пришлось переводиться, времени до экзаменов оставалось совсем мало… Сеня стиснул зубы… и всё-таки сдал ЕГЭ в диапазоне от девяноста восьми до ста баллов и поступил именно туда, куда хотел. На бюджет, что на некоторое время примирило его с родителями.
Родители неудачный каминг-аут восприняли очень плохо, и если мама готова была проявить к неудачному сыну снисхождение, то в глазах отца, казалось, навсегда поселилось брезгливое презрение.
Другой бы сломался, но Арсений был не таков. От природы ему достался крепкий внутренний стержень и желание жить именно так, как хочет он, а не по чужим навязанным правилам. Поэтому он стойко перенёс тот факт, что в собственной семье превратился в человека-невидимку, старался подрабатывать, чтобы обеспечить собственные нужды, и начал подумывать о том, чтобы снять жильё.
Процесс ухода от родного очага ускорило неудачное признание однокурснику в институте. Арсений тогда в первый раз влюбился. Влюбился до такой степени, что потерял осторожность и признался во всём объекту своей страсти. Он надеялся на понимание, тем более точно зная, что этот самый объект – би, как минимум.
Да, в людях тогда Арсений разбираться не умел… Или все мозги влюблённостью затопило… Потому как однокурсник действительно был би, но тщательно это скрывал – не дай Бог, если кто узнает, что весьма охотно проводит ночи с симпатичными парнями с трудной судьбой и золотым сердцем, так что шифровался любимый Арсения почище русского разведчика Штирлица в фашистском Рейхе. Тем более, что объект Арсениевой страсти уже встречался с очень перспективной девушкой из весьма влиятельной семьи. Девушка была страшна, как все семь смертных грехов сразу, глупа, словно Эллочка-людоедочка*, и обладала соответствующим лексиконом… но к ней прилагалось огромное приданое и весьма влиятельный папенька, который прекрасно понимал все личностные особенности единственной доченьки и не особо привередничал в выборе зятя. Но даже на таких льготных условиях желающих было очень мало. Поэтому однокурсник Арсения был для отчаявшегося родителя манной небесной, дело шло семимильными шагами к свадьбе века, единственным условием, выставленным будущему зятю, была кристальной чистоты репутация… и тут Арсений со своей любовью.
В общем, дело закончилось скандалом, изгнанием из альма матер по совершенно надуманному поводу, отлучением от родительского дома, и… «здравствуй, юность в сапогах…». Ну, да, Арсений загремел в армию, и там ему пришлось… нелегко. На счастье, кроме крепкого характера у него к тому времени были ещё и крепкие кулаки, так что да, таки отслужил. Правда, нос у него на всю жизнь остался чуть кривоватым – неудачно вправили… после падения с лестницы.
Потом было возвращение домой, где его никто не ждал, работа, вторая удачная попытка поступить в институт, на этот раз – в другом городе. Дома Сене окончательно дали понять, что не хотят его видеть, а в другом городе можно было хоть на общагу рассчитывать… Так что Арсений плюнул, решил начать жизнь с нуля и покинул опостылевшую малую Родину. Откровенничать с кем-либо на темы собственной личной жизни он с тех пор зарёкся навсегда.
И вот теперь, десять лет спустя, у него было всё – финансовая независимость, хорошая должность, машина, купленная на личные заработанные деньги, квартира… и полный застой в личной жизни. У Сени было несколько приятелей… и ни одного близкого друга, что уж тут говорить о любви. Само собой, был у него заветный адресок одного заведения с платными услугами и пылкими мальчиками, и пользовался он этими услугами довольно часто, ибо не был ни монахом, ни импотентом… но… чем старше становился Арсений, тем больше ему хотелось того, чтобы кто-то был рядом. Кто-то близкий.
Только вот это пока оставалось несбыточной мечтой – в душу к себе Арсений никого пускать не хотел – обжёгшись когда-то на молоке, он старательно дул на воду, а то, что люди, с которыми он контактировал, частенько были ещё какими гомофобами, только убеждало его в правильности избранного курса. Он не даст разрушить свою жизнь ещё раз. Ни за что.
И одиночество – это было не так уж плохо. Тоска брала Арсения исключительно один раз в году. В Новый год. Ибо из года в год встретить этот праздник ему было не с кем. Телевизор и беспородный кот, подобранный два года назад во дворе у мусорных баков – вот и вся компания.
Котёнка он подобрал чисто случайно – возвращался домой, оставил машину во дворе, шёл к подъезду… и вдруг застыл. Откуда-то из-за мусорных баков доносился жалкий плач кошачьего детёныша. Арсений заглянул за баки и увидел рыженького котёнка, совсем маленького, с еле открывшимися глазками и хвостиком-морковкой. Глазки котёнка были младенчески-голубыми, ротик крохотным и розовым, плач – таким жалким, что Арсений пройти мимо просто не смог и взял домой кошачьего детёныша.
Вызванный ветеринар осмотрел отогревшегося котёнка, заявил о его, несомненно, дворянском, то есть дворовом происхождении, утешил словами про гибридную стойкость и крепкое здоровье найдёныша, сделал необходимые рекомендации и прививки и отбыл, существенно облегчив Сенин кошелёк.
Арсений котёнка назвал Мандаринкой за яркий окрас полосатой шкурки, и с тех пор они жили вдвоём. За два года милаха Мандаринка вымахал в здоровущего наглого котяру, предпочитавшего всем видам кормов парную телятину с рынка и умевшего непонятным образом просачиваться через любую закрытую дверь в квартире.
Кастрировать кота Арсений не решился, и порой Мандаринка согласно пословице: «Хорошему коту и в декабре – март!» исчезал на три-четыре дня, но неизменно возвращался – потрёпанный, поцарапанный, но с довольной наглой мордой. Во всё остальное время он никаких неудобств Арсению не доставлял, напротив, рыжий мурчащий комок на коленях странным образом заставлял Сеню верить в то, что ещё не всё потеряно и что всё ещё может быть хорошо.
Арсений шёл по супермаркету, бросая в тележку упаковки с едой для себя и Мандаринки. Настроение у него было отвратное – сутки оставались до Нового года, а его вредный котяра пропал по обычным причинам… и вряд ли вернется в новогоднюю ночь. То, что её придётся проводить в одиночестве, хорошего настроения Арсению не добавляло, но он привычно положил в тележку бутылку шампанского, бутылку дорогого коньяка и коробку шоколадных конфет. Ко всем остальным упаковкам.