Зима, розы и убийство.
Утро. Она проснулась с мыслями о лете, словно наяву ощутив запах нагретых солнцем трав. Открыла глаза, вдохнула сухой воздух квартиры - батареи опять на полную врубили, а ведь за окном лишь минус десять.
Сон. Всего лишь сон, да еще и среди зимы, когда до настоящего лета несколько месяцев. Не зажигая света, прошла на кухню. Постояла, прижавшись лбом к покрытому ледяными узорами стеклу. Из приоткрытой створки тянуло стылым воздухом. Вернуться в теплую спальню? Зачем?
Тишина. Соседи еще спят. Не слышен лифт с лестничной площадки. И никто ей не скажет: "Иди в кровать, простудишься" или "Одень тапки, заболеешь". Стой, хоть до посинения.
Свобода. В детстве жаждешь её обрести, выслушивая бесконечные родительские указания, а когда они перестают звучать - жалеешь. Лишь потеряв, осознаешь потерю.
Одиночество. Ворочается внутри стылым комком. Сон пушистиком щекотится в уголке сознания. Бедняга, куда ему бороться против зимней стужи!
Время. Как всегда неумолимо. Летом ей будет тридцать пять. Половина жизни. Порог первых итогов и первых потерь. Она бездумно смотрит в окно, вбирая в себя темноту ночи, отдавая в ответ воспоминания.
Институт. Первая любовь. И лестное внимание будущего мужа. Пусть неказист и небогат, зато Мастер-эзотерик. Ведет семинары, читает лекции. Повелась на богатый духовный мир, забыв о классике. Её личный Обломов... Всегда в чем-то высоком, изредка снисходя до быта. Свадьба, скорее из боязни, что останется одна. Ведь отговаривали, предупреждали. Ей было мало или тогда она еще на что-то надеялась? Работа. Ребенка родить так и не решилась - на что воспитывать одной? А муж - вот он есть, и как бы его нет. Удерживала квартира - хорошая, трехкомнатная. Но на квартире брак не построишь.
Ушла. Перечеркнула, выбросила, но не забыла. Сроднилась с депрессией - зачем вы, девушки, убогих любите? Хотела хоть с кем-нибудь, хоть с первым встречным - не смогла. Остались друзьями. Однолюбка или дура? Дурная однолюбка...
Утро. Странно, обычно подобные мысли приходят под вечер. Виноват сон. Растревожил, одарил надеждой и... исчез. Настоящий мужчина.
Будильник. Кофе, бутерброд. Жесткий завтрак одинокой женщины. И не спасает мысль, что бросила она, а не её. Результат один, точнее одна. Все еще одна. Это судьба или проклятье?
Это философия. А в настоящей жизни ей не место. Есть работа, которая приносит деньги. Их она тратит на еду, одежду и какие-нибудь занятия в выходные, иначе точно сойдет с ума в четырех стенах. Есть квартира, пусть маленькая, однокомнатная и по кредиту, но своя. Есть отпуск раз в году, куда можно поехать, окрыленной надеждой, под легким кайфом розовых мечтаний. И возвращаться, еще раз убедившись, что курортный роман может иметь продолжение, разве что в виде переписке. Иметь сто друзей в контакте и ни одного настоящего. Наполнять вечера увлекательными чатами и ложиться спать с трудом вспоминая, о чем и с кем болтала. С раздражением слушать замужнюю подругу, в десятый раз рассказывающую про первый зубик, первый шаг, первую двойку. (Что уже в школу пошел? Ах, как быстро время летит!) И с горечью понимать, что до нормальных родов осталось совсем немного. Ведь после сорока...
Очнуться. Посмотреть на часы, ужаснуться. В который раз подумать о кошке. И снова отложить вопрос до лета. Заглотить остывший кофе - нечего было зависать. Открыть шкаф, выбрать одно, отложить, достать второе, третье. Плюнуть - а ради кого? Вернуться к первому. Сунуть ноги в сапоги, застегнуть пуховик и выскочить в серую мглу зимнего утра.
Рутина. Мелкая работа, мелкого бухгалтера. Нужная разве что бумаге, на которой она печатает платежки, сверки, отчеты. Компьютер её ненавидит и ломается с регулярностью раз в месяц. Сисадмин проявляет солидарность с машиной, смотрит всегда пренебрежительно, цедя слова сквозь зубы. Сколько раз она мечтала уйти? Но невыплаченный кредит держит крепко. Хорошо, за машину уже расплатилась.
Вечер. Все уже привыкли, что ей можно навалить лишнюю работу и попросить задержаться. Остальные бегут к семьям, детям. Нет, надо завести кошку и заходить в магазин за яркими пакетиками, открывать дверь, слушая радостное мяуканье.
Улица. Холод собачий. А почему не кошачий? Решено. Весной возьмет котенка. А как же отпуск? Или плюнуть на все и поехать в деревню?
Замечталась. Уже мяуканье на улице мерещится. И ведь сколько раз уговаривала себя не ходить коротким путем до стоянки, нет, ноги сами заворачивают в темную подворотню - лентяйка!
Померещилось? Нет, еще один стон. И какого глюка она его за кошачий приняла? Работяга напился и валяется. А на улице не июль, район производственно-офисный. Может здесь до утра никто не пройдет.
Остановиться? Или просто позвонить? Но что она скажет? Придется проверить.
Руки почему-то трясутся. Светлячок телефона суматошно скачет по мусорным бакам. Тряпка, пакет, шкурка банана, коробка, ботинок. Стоп. Вернуться. Выругаться, включить погасший экран, отыскать ботинок, провести пятнышком света вверх.
Охнуть, упасть на колени в утоптанный снег, подползти ближе, бормоча: "Потерпи, миленький, щаз скорую вызову". Сжать потухший телефон, лихорадочно вспоминая номер скорой. 03? Черт, для мобильников же другой.
И услышать тихое сипение:
- Не надо скорой.
Сесть в снег. Посветить телефоном. Убедиться, что не забулдыга - пальто дорогое, ботинки фирменные, на брюках стрелочки. Ворот расстегнут. Видна белая рубашка и чужеродное красное пятно на ней. Улицы разбитых фонарей часть дцатая.
Свет телефона направить в лицо раненого, не удержаться от мысли: "Надо же, какой красавчик на дороге валяется - непорядок", и тупо переспросить:
- Как не надо скорой?
Подумать: "Может ненормальный?" Губы уже посинели, на ежике светлых волос блестят снежинки, а лицо как у покойника - белое, пребелое.
- Далеко живешь? - еле заметное облачко пара вылетает изо рта, - машина есть?
Кивнуть. И только потом осознать - не хочет светиться в больнице. Скрывается. А ей что делать? Это в кино подстреленный обязательно окажется тайным шпионом или федеральным агентом, а в их реалии, вероятнее всего провалившемся киллером или бизнесменом, задолжавшим кучу бабла бандитам.
Решиться. А что она собственно теряет? Скучную и никому не нужную жизнь?
Усмехнуться и забить на трусливые опасения.
- Дойдешь? Здесь метров сто до стоянки.
- Помоги встать.
Сто метров тянутся как триста. Идти тяжело и неудобно - раненый навалился на плечи, сильно прихрамывая. Она чувствует его ледяную руку даже сквозь пуховик.
Её "ласточка" одиноко ютится около забора. Соседи все уже поразъехались, лишь хозяйка как обычно зависает на работе.
Она оставила его прислонённым к дверце. Мельком отметила, что мужчина дышит тяжело, а по лицу, не смотря на мороз, катятся крупные капли пота. Зрачки расширены от боли. Открывая водительскую дверь, в который раз прокляла собственную добродетель - как оказывается её легко подвигнуть на авантюру!
В машину сел сам, точнее упал. Она лишь помогла ему пристегнуться, с неловким чувством касаясь чужого тела.
- Может перевязать?
- У тебя, - выдохнул, откидывая голову и прикрывая глаза.
Возмутилась. Разозлилась. Стукнула кулаком по рулю. И тронула с места прогревшуюся машину. Поехала медленно, объезжая ямы на дороге.
Попыталась думать логично: она - чужой человек. Его предал кто-то из своих. Убежище почти идеально. А мысли упорно скользили в другую сторону. Успела ли заправить кровать? И в холодильнике почти пусто. Полы вроде чистый, зато в шкафу бардак.
Нет, точно дура. Зачем ему шкаф? Он просто уляжется на кровать и помирать будет. И словно в ответ на её мысли слабый голос с соседнего кресла.