— Ага. А я ей и говорю, что я, мол, твой сводный брат, что батька в детстве от меня отказался, я в деревне с матерью и вырос, а теперь приехал большой город покорять, я же петь умею и танцевать немножко, а ты чего-то дверь не открываешь…
— Ты не посмел!
— Конечно, — согласился Гор. — Я ей всё как есть сказал. Парень я его, говорю. Мужеложцы мы. Сексом трахаемся. В жопы ебе…
— Прекрати, — расхохотался я. — Заходи уже. Ты чего здесь?
— Я твой парень, забыл? Я вообще думаю, что нам стоит съехаться. Я к тебе или ты ко мне… вот у тебя были серьезные отношения?
— Нет, не думаю.
— А перед смертью будут. Правда, здорово?
— Правда, — согласился я. Было и правда здорово. Гор рядом… наверное, это все, о чем я мечтал последние два года.
— Слушай, я хотел спросить. — Игорь развалился на кресле, закинув ноги в разных носках на журнальный столик. — А эта дрянь вообще лечится?
— Теоретически. Химиотерапия, знаешь… Но это вряд ли поможет. Мне кажется, это быстрее убьет меня. Сейчас я, по крайней мере, хорошо себя чувствую. А голова у меня и раньше болела, но я никогда не связывал это с какой бы то ни было опухолью.
— Слав, а отцу сказал?
Гор о моих отношениях с отцом знал. Я, вообще-то, не планировал ему рассказывать, потому что я не самый разговорчивый человек на свете, но тогда была четвертая годовщина смерти мамы, и я в очередной раз поругался с отцом, который считал, что я очень быстро про маму забыл и скорблю не так, как полагается, а Гор был пьян и готов выслушать мою исповедь. Я даже не думал, что он что-то вспомнит после, но, как оказалось, Гор ничего не забывает.
— Нет, Игорь, не сказал. Да и зачем ему знать?
— Он отец же твой. Пусть у вас и непростые отношения.
— Гор, — я тяжело вздохнул. — Когда я скажу ему, что неизлечимо болен, он в первую очередь решит, что у меня СПИД, и в очередной раз припомнит мне мои противоестественные склонности. И он меня не пожалеет. Скорее, поблагодарит судьбу за то, что она избавляет его от такого позора, как сын-гомосексуал.
— Ты утрируешь, — возразил Гор. — Это тебе так кажется. Моя семья, знаешь, тоже не сразу мою ориентацию приняла. Отец был в ярости, мать в растерянности, сестра в восторге — яой же, блядь, романтика. Потом вроде успокоилось все — мать смирилась, «молитвы за Бобби» пересматривает, сестра другое увлечение себе нашла, а вот отец знай себе каждый вечер лекции читает на тему: «Не бывать в моей семье пидорасу». А потом я в аварию попал и…
— В аварию? — перебил я. — Что за авария? Ты не говорил.
— Шрам мой на ноге видел? Ну вот, оттуда. Это я на мотоцикле в машину влетел.
— У тебя и мотоцикл был? — ахнул я восторженно. В детстве я мотоциклами грезил и верил, что когда вырасту, у меня их будет сто пятьсот штук.
— А как же! Я же бед-бой, темный романтик, первая заповедь рок-н-ролла, опять же. Игра со смертью — куда без мотоцикла? Мне, правда, покупать его никто не собирался, но я сам на него накопил, на бэушный, конечно. Недельку покатался и встрял. В больнице понял, что умирать — дело неблагодарное… но иногда занятное и даже полезное. Отец за мной бегал, как мать не бегала. Он с тех самых пор слова мне касательно ориентации не сказал. Я его спросил как-то почему. А он говорит: «Мне все равно, кто мой сын, главное, что он у меня есть».
— Хорошая история, — улыбнулся я. — Мне почему-то кажется, что ты на отца очень похож.
— Он даже вполовину не такой мудак, как я. Папа хороший у меня, и я его люблю очень, но если ты кому-то об этом расскажешь, мне придется тебя убить.
— Боюсь, мой отец не такой.
— Но он должен знать, Слав. Это правильно будет.
— Ладно. Я попробую.
— Вот и умница, — Гор встал, подошел и погладил меня по голове, как послушного кота. — А с работой что?
— Да как-то…
— Понятно. Ну, раз с клубом у нас пока не получается, пошли завтра ко мне?
— Зачем это?
— А ты как думаешь, наивная диснеевская принцесса, зачем один мальчик ориентации цвета неба зовет в гости другого? Польку танцевать?
— Как вариант.
— Ну, после того, как закончим, может, и потанцуем.
Глава 4. «Highway to Hell» и резиновые письки
Горова квартира обставлена по последнему писку моды. Не квартира, а музей современного искусства. А современное искусство, как известно, штука весьма сомнительная.
Гор, впрочем, тоже от обстановки не в восторге. «Коварный мелочный пидарас с левой резьбой по периметру мозга», — зло рявкнул он, когда я спросил о дизайнере.
— Я пока в душ, а ты в спальню иди, готовься, — похабно ухмыльнулся он.
Спальня, кстати, от грандиозных дизайнерских замыслов пострадала меньше всего. Классическая обстановка, не считая выкрашенных в агрессивно-красный цвет стен. Возле огромной кровати (я нисколько не сомневался, что она у Игоря будет именно такой) валялся темный пакет. Я не очень-то любопытный, вообще-то, но в этот раз не утерпел — заглянул. Едрить твою в дышло…
— Эй, ты чего там завис? — в проеме двери замаячил Гор, одетый только в полотенце, обернутое вокруг бедер. По обнаженному торсу стекали капельки воды, и я завис второй раз, любуясь прекрасно сложенным телом своего любовника. Иногда даже зависть берет — у меня-то мускулов отродясь в организме не было. Теперь уже и не будет… Да и кожа не такая гладкая и ровная, цвета топленого молока.
— А-а-а, — понятливо протянул он, заметив в моих руках пакет. — Разглядываешь мои подарки?