Умывальника у нас не было, был только бачок с питьевой водой. К нему мы с Толиком и подвели Витьку, я начала смывать ему кровь с лица, когда подошла его учительница, Екатерина Семёновна.
- Что здесь происходит?
- Да вот, Екатерина Семёновна, Витька нос разбил…
- Это Денисова мне нос разбила! – опять заревел Витька.
- Денисова! Ты опять?!
- А что они на Толика?!
- Грубишь учителю? Пошли в учительскую! Ты, Шлыков, тоже.
- У меня кровь…
- Запрокинь голову, перестанет бежать. Приложи к носу платок, намочи его холодной водой!
В учительской мы стояли вместе с Витькой. Витька уже не рад был, что пожаловался. Он запрокинул голову, глотал и морщился.
- Ты как? – шёпотом спросила я.
- Кровь в горло течёт… - прогундосил Витька.
- Ну, Саша, ты учудила, - укорила меня Раиса Ивановна, - Ты хоть знаешь, что Витя племянник нашего директора?
- И что, ему можно ребят бить? – дерзко спросила я.
- Не дерзи, и не груби учителю! Уже урок начался, а я тут с тобой должна разбираться!
- А что со мной разбираться? – удивилась я.
- Снизят тебе оценку за поведение, тогда попрыгаешь!
- А Витьке? – Учительница вздохнула:
- Дитя ты ещё, Саша…
Вошла Екатерина Семёновна.
- Что, Витя, остановилась кровь? – Витька отрицательно покачал головой.
- Идите на урок, - предложила Екатерина Семёновна Раисе Ивановне, - Мы вызовем на педсовет их родителей, поговорим с ними.
Следующие уроки прошли для меня незаметно, я всё думала, как огорчится мама, когда узнает, что мне снизят отметку за поведение. Всегда было «примерное», а если поставят «хорошо», или, тем более, «удовлетворительно», могут, на время, исключить из пионеров. Думаете, ерунда? Как бы не так. Придёт время вступать в комсомол, а у тебя такое пятно на биографии… Потом, если не примут в комсомол, уже не так просто будет поступить в институт, на престижный факультет.
Далеко же я в своих мыслях забралась!
- Денисова, к доске! – я недоумённо посмотрела на Раису Ивановну.
- К доске, Денисова, хватит мечтать! Расскажи лучше, какие полезные ископаемые есть на Урале.
Я облегчённо вздохнула: «природоведение» было моим любимым предметом, и часто мы с Толиком простаивали, на перемене, у карты Советского Союза, внимательно разглядывая её, шёпотом переговариваясь.
Быстро ответив, получила очередную «пятёрку» и села на место.
- Что тебе сказали? – не выдержал Толик. Я пожала плечами, потом глянула на соседа и сказала:
- Пойдёшь после уроков ко мне, почищу тебе форму, - Толик замер.
- Мальчики, перестаньте разговаривать! – строго сказала учительница. Я фыркнула.
- И девочки, тоже, - добавила Раиса Ивановна.
После уроков ко мне подошёл Борька.
- Молодец, Санька! – сказал он, - Давно надо было поставить этого зазнайку на место!
- Что же вы не поставили?
- Ну, ты же знаешь…
- Что, директорский племянник? – Борька опустил голову.
- Сань, давай я твой портфель понесу?
- Неси, - протянула я свой портфель Борьке, сама взяла за руку Толика, и повела его к себе домой.
Борька тащился сзади.
- Сань, а что ты Тольку, к себе ведёшь? – я кивнула, обернувшись.
- Зачем?! – остановился Борька.
- Форму ему надо почистить. Ты что, не знаешь, что у него мамы нет?
- Откуда мне знать?
- Ну, вот, а ещё друг!
- Так я тебе друг, а не Тольке!
- Теперь вместе будем дружить.
- Правда?! – заулыбался Борька. Я гордо подняла голову и пошла в сторону дома, крепко держа Толькину руку в тонкой варежке.
- Сань, можно, я к тебе приду? Когда уроки сделаю. А может, вместе сделаем? – спросил Борька, когда вошли во двор.
- У нас места мало, писать негде, - вздохнула я, - сегодня мы с Толиком.
«Толик, Толик!» - прочитала я на лице Борьки, и засмеялась: - Ладно, Борь, заходи потом!
Борька опять улыбнулся и убежал к себе.
Дома я сняла верхнюю одежду, раздела Толика и задумалась: во что его переодеть? Сама надену халатик…
- Подожди, Толик, я посмотрю, во что тебе переодеться.
- Может, прямо на мне? – засмущался Толик.
- Гладить утюгом, тоже на тебе? – язвительно спросила я.
- Ты и погладишь? – захлопал длинными ресницами Толик. Я внимательнее посмотрела на Толика, и подумала, что он вполне симпатичный мальчик, только худой слишком.
Я промолчала, ушла к себе в комнату и осмотрела, в шкафу, свои вещи. Так, вот эта майка и летние шорты вполне подойдут мальчику, как бы даже ему были не велики.
Я не рассказала про обстановку в нашей с Юриком комнате. Комнатка у нас была маленькая, поэтому папа сделал нам двухъярусную кровать, которая стояла возле щитка печки, рядом стоял шкаф, который мама называла «шифоньер», у окна стоял письменный стол, даже столик, который тоже смастерил для меня папа. Папа… как я соскучилась по тебе! Когда ты приедешь?
Вздохнув, я быстро скинула форму и оделась в лёгкий халатик, затянула поясок. Потом притащила Толика.
- Вот, переодевайся!
- Да ну, в девчачье…
- Вот ещё, привереда! – рассердилась я, - Где я тебе мальчишечье возьму?! Давай скорее, я пока тебе борщ разогрею.
- Не хочу я…
- А ты через не хочу! Пришёл в гости к девочке, и капризничает! В следующий раз не приглашу.
- Что ты, Саша, я сейчас! – заторопился Толик, и я, усмехаясь, пошла на кухню, разогревать обед.
Разогревала борщ Толику я в большой, «сиротской», как называл её папа, эмалированной тарелке, включив плитку. Плитка у нас была самодельная, сделанная из двух жёлтых кирпичей. В кирпичах были проделаны углубления в виде спирали, туда была вставлена спираль из нихромовой проволоки. Всё это было заключено в корпус на ножках, из оцинкованной жести.
Всё хорошо, только не стоит касаться раскалённой проволоки, может током тряхнуть, я уже испытала, когда вилкой пыталась вынуть упавшую дольку картошки.
Вышел Толик в моём летнем наряде. Вполне симпатично. Костюмчик был голубенького цвета, правда, с рюшечками, но кто увидит? Толик протянул мне свою форму.
Я усадила Толика за стол, поставила перед ним тарелку, дала ложку и кусок хлеба, а сама оделась и вышла в сени, чистить щёткой форму Толика.
Пока почистила, Толик уже всё съел.
- Где посуду помыть? – тихо спросил он. Я показала на умывальник. Пока он мыл посуду, я налила чай, вздохнув, выложила свою вечернюю порцию сахара.
- Иди, попей чаю, - позвала я Толика, сама пошла в мамину комнату, погладить серую форму.
Включила утюг, нашла специальный ковшик с марлей и кусочком мыла.
Намочив марлю в воде, я слегка намылила её, потом прополоскала, отжала и расстелила на штанах, которые положила на стол с байковым одеялком, накрытым простынкой.
Когда-то в это одеялко заворачивали меня, потом Юрика. Я, в детстве, училась на нём пеленать братика, убирать за ним, мыть ему попку…
Сейчас на этом одеялке я глажу брюки мальчику! Я посмеялась про себя.
Утюг, чтобы регулировать температуру, надо было иногда выключать из розетки, иначе можно сжечь то, что гладишь. Провозившись с полчаса, а то и больше, я вычистила и выгладила форму, тщательно прогладила галстук, мельком подумав, что из-за этого ситцевого галстука могу лишиться своего, шёлкового. Но не пожалела о содеянном. Я всё правильно сделала!
Не забыв выключить утюг, я повесила форму на плечики, сверху набросила галстук, и, слегка рисуясь, вышла из маминой комнаты на кухню, держа перед собой форму, которая выглядела, как новая.
Увидев, как загорелись Толькины глаза, я ничуть не пожалела о потерянном времени.
- Пойдём, Толь, в нашу комнату, уроки пока поделаешь, а я пообедаю.
На моём письменном столе стоял дешёвенький письменный прибор с чернильницей и двумя ручками. Пластмассовыми! В специальном отделении лежали новые перья.
- Ты как? Привык своей ручкой писать, или любой?
- Своей, - буркнул Толик, отправляясь за своим ранцем, к которому был привязан мешочек фиолетового цвета. Почему фиолетового? В чернилах «Радуга», вылившихся из «непроливайки».