Рузаев некоторое время молча следил за рекой.
— Отбыл весь срок. А потом стал бакенщиком. Человек не первой молодости, шутит все — жену себе ищу Мужик неразговорчивый, немного угрюмый, но о чем я его ни попрошу, всегда поможет. Подозрительного человека какого в тайге или на реке увидит— звонит. Однажды вот так мы с его помощью двух с лесоповала задержали. Деньги увели у товарищей. Вот и сейчас. Я ему давно дал фото Гуся, ну и лично поговорил по душам. Я ведь тоже судьбу Даева понимаю, стараюсь поддержать, если что. Он платит тем же. Как увидел незнакомца в катере, шел тот с выключенным мотором по течению,— сразу бегом к себе. У него телефон в домике есть, он тут же позвонил мне.
— Мы к нему сейчас?
— Сначала заглянем к Улановым.
— Эго кто такие?
— Смотрители заказника Живут они как раз у Зеленого Стана на пригорке.
— Что за люди?
Рузаев ответил не сразу. Мимо них снова прошли два плота. Начались каменные пороги. Маленькие островки с громоздящимися на них сточенными водой камнями суживали фарватер Только пройдя их, Рузаев сказал:
— Брат и сестра. Ему лет тридцать пять. Ей двадцать два примерно. Сейчас пройдем изгиб, река выпрямится, увидишь этот пригорок. Зайдем к ним, я тебя познакомлю. А потом к Даеву поплывем.
— Улановы эти живут одни?
— Да. Они вообще тут работают недавно, хотя здесь родились и выросли. Но потом уехали. Николай последнее время золото мыл, старшим был в артели. Наташа училась в музыкальном училище в Новосибирске.
— И сюда приехали?
Рузаев посмотрел на Косырева.
— Ну, приехали Раньше в этом заказнике жили старики Улановы. Дементий Ильич и Мария Алексеевна. Я их ёще застал, хорошие были старики. А потом... Потом умерли они почти одновременно. Сначала старик. Сердечный приступ. Мария Алексеевна его похоронила, а через месяц и сама скончалась Заказник, конечно, остался без смотрителей. Кто сюда поедет? Сначала вернулась Наташа, из Новосибирска, учебу бросила, это было, когда Дементий Ильич умер. Брат тоже приехал, телеграмму ему дали. Но только отца похоронил — и назад в тайгу, артель, говорит, не могу бросить. А на похороны матери даже не показался.
— Почему?
— Кто его знает. Найти, что ли, его сначала не могли, телеграмма как будто бы не дошла. Он потом оправдывался: застрял в тайге со своей артелью. Наташа эта, бедолага, одна похоронила мать, ну и устроилась смотрителем.
— А брат?
— Брат недавно только перебрался, полгода назад. Не знаю уж, что ему там совесть подсказала. Но пока остался. Вот они вдвоем и работают сейчас смотрителями. Лучше, чем они, конечно, никто эти места не знает:
— Это что, и есть «нужные люди»?
Рузаев сбросил скорость. Сказал, подумав:
— Нужные; не нужные, опора у милиции здесь должна быть» Они тоже всегда готовы помочь. Потом как-никак у них телефонная связь.
Река выпрямилась. Примерно через километр Косырев увидел возвышение, о котором ему говорил Рузаев. Далеко впереди, на правом пологом берегу, сосны и ели взбирались на большой и довольно крутой пригорок.. Сначала на этом пригорке можно было разглядеть только темно-зеленую поросль; когда же катер подошел ближе, поросль как будь то поредела, разошлась. Косырев вгляделся—за стволами мелькнуло что-то темное, похожее го ли на дом, то ли на забор. Рузаев почти совсем сбавил ход, выждав, развернул «Чайку» к берегу. За пригорком, дальше, вверх по реке открылась вырубка — плоская длинная отмель с неровно стоящими па ней деревянными срубами. Вокруг торчали пни, среди пней росли бурьян, хвощи и маленькие, не выше полуметра, елочки. Метрах в пятидесяти от пригорка Косырев разглядел небольшую песчаную насыпь. Сруб, стоящий на ней, возвышался над другими. Между ним и берегом стояли еще четыре строения, чуть в отдалении, образуя квадрат. Еще дальше, на самом краю, стояли два сруба рядом. Восьмой же, самый большой, притулился у пригорка. К нему тянулись провода.
— Это и есть Зеленый Стан,— сказал Рузаев.
— Что за провод? Электрический или телефонный?
— Телефонный. Когда здесь лесорубы живут, контора ставит телефон для своих. Сейчас дома пустуют. А наверху, на пригорке, видишь, за забором, дом Улановых. Выше, километрах в пяти, сторожка Колупана. А дом Даева рядом совсем, километра полтора примерно от Зеленого Стана.
Рузаев ловко переложил руль, огибая бакен.
Косырев вгляделся — впереди виднелось что-то вроде острова.
— Хотел бы я с тобой сейчас туда зайти. Посмотреть на Колупана, выяснить, что он собой представляет.
— Не стоит. Зачем лишний раз тревожить. Я и так жалею, что тогда слишком уж усердно его допрашивал.
Рузаев выключил мотор. Катер, пройдя несколько метров по инерции, ткнулся в берег около небольшого причала, сбитого из длинных осклизлых бревен; от долгого пребывания в воде они потемнели, понизу клубились бурые мохнатые водоросли. И тут же Косырев заметил глину — жирную, буровато-желтую. Глинистым был весь низкий срез берега. На берегу возле металлической тележки лежал довольно новый дюралевый катер с подвесным мотором. Для спуска и подъема катера был оборудован специальный скат. Они спрыгнули на берег; Рузаев надежно примотал трос к вбитому в бревно крюку.
Кругом было тихо; только у пригорка, в деревьях, попискивали птицы. Кажется, шум мотора их нисколько не испугал.
— Наверное, хозяева здесь, потому что собака нс лает.— Рузаев оглянулся. Сделал шаг вперед, остановился.— Ты осторожней, собака у них тут — зверь, вожак ездовой, но натаскана как сторожевая. Посторонних не признает. Сколько раз я здесь бывал, но она так ко мне и не привыкла. Порвет—не очухаешься. Пошли.
По узкой тропинке, выбитой в траве и кустарнике, они поднялись на пригорок, подошли к длинному низкому зеленому забору. В глубине участка, за деревьями виднелся стоящий к реке торцом одноэтажный дом с верандой, мезонином. Опорой дому служила кладка из силикатного кирпича, надстройка была деревянной. Как и забор, она была покрыта застарелой зеленой краской. Дом казался большим и просторным. Три высоких окна с резными некрашеными наличниками смотрели на речку.
— Есть кто-нибудь? — крикнул Рузаев.
Никто не ответил, и они вошли в калитку. Сразу за домом открылся длинный высокий сарай с уложенной вдоль всей стены аккуратной поленницей. За сараем стоял низкий некрашеный, с подслеповатым оконцем сруб. Баня, подумал Косырев. Дальше, в самом углу участка, ближе к лесу разместились три желтых улья. Он оглянулся — и вдруг увидел с пригорка реку. Все внизу — и катер на берегу, и причал, и даже темные срубы Зеленого Стека — казалось игрушечным.
Как-то неожиданно на крыльцо вышла девушка в узких выгоревших голубых брюках и такой же выгоревшей синей тенниске. Она была стройная и легкая, чуть выше мелкого Рузаева, и первое, что Косырев ощутил, было огорчение оттого, что девушка смотрит будто бы мимо него. Глаза у Наташи были то ли голубыми, то ли зелеными. Их взгляд сейчас скользнул по нему вежливо, но не больше; она тут же обернулась:
— Варяг, сидеть! Ну? Пошел в большую комнату! Варяг!
Рузаев кивнул:
— Наташа, это Валерий Андреевич Косырев, будет работать теперь здесь вместо меня.
Она наклонила голову. Косырев изобразил в ответ нечто вроде поклона. Рузаев посмотрел на него, будто спрашивая: что, поедем дальше? Или задержимся? Девушка настороженно улыбнулась:
— Заходите в дом, Геннадий Иванович? И вы... Валерий Андреевич? Правильно?
— Мы на минутку, познакомиться только,— сказал Рузаев.— Николай где? Не уехал?
— Нет, он участки обходит. Сейчас, наверное, подойдет. Да вы зайдите.
Девушка подвинулась, пропуская их в дом. Косырев прошел мимо, и, когда он проходил, ему показалось, что она опустила глаза. В доме все блестело; дощатые полы и в прихожей и в комнатах выскоблены добела. Как понял Косырев, комнат здесь было много — вслед за Наташей они прошли одну, вторую, третью. Дом, как ему показалось, почти ничем не отличался от городского. Он увидел большой шкаф с книгами, несколько картин на стенах, в каждой комнате стояла ваза с цветами. В четвертой комнате, большой, с высоким потолком, большим черным роялем, низкими креслами и телевизором Наташа остановилась. Из-под стола раздалось низкое, глухое ворчание. Там лежала собака, похожая на ездовую, но слишком уж крупная — бурой масти с темно-коричневыми подпалинами. Сейчас она тихо рычала, обнажив клыки и сильно приподнимая углы губ. Косырев встал у рояля. Прочел марку: «Эстония». Наверняка его купили еще родители. Значит, Наташа на нем и научилась играть.