Махнув рукой, подруга пригласила их внутрь. Зайдя, Олеся поморщилась – в нос шибанул малоприятный букет запахов: лекарства, бытовой химии и еще чего-то неизвестного. Бросив чемодан в коридоре, они с Дмитрием потопали в гостиную и, как обычно, уселись на диван. Олеся невольно повернула голову в сторону того места, где всегда устраивался друг в моменты их частых встреч. От вида пустующего кресла стало тошно.
Она быстро перевела взгляд на мужа – тот сидел на самом краешке дивана, чуть наклонившись вперед. Что было силы сжатые в замок пальцы, побелели.
Галина заперла входную дверь и в молчании уселась рядом.
– Расскажи, – спустя несколько минут звенящей тишины, попросил Дмитрий.
Подруга скривилась, готовясь разразиться новой порцией рыданий, но справилась с собой и практически спокойно начала говорить:
– Я приехала рано. Самолет сел в четыре, в пять утра я была уже возле дома. Ключом открыла дверь и как обычно, вначале пошла в душ. Вы же знаете, Глеб был через край чистоплотным.
Галя говорила таким тоном, будто извинялась за то, что не вошла в спальню, как только приехала. Потеряла драгоценное время.
Олеся успокаивающе сжала ее ладонь.
– После душа заглянула на кухню, пить очень хотелось, – продолжила подруга. – Там задержалась немного, убрала в холодильник кастрюлю с супом. Потом направилась в спальню. А там он лежит.
Галя судорожно сглотнула.
– Я ведь даже и не поняла сначала, темно в комнате, свет включать я не стала, – затараторила она. – Одеялом укрыла, сама в кровать залезла, прижалась к нему, а он – холодный. Твердый, как будто каменный… Я его тормошить, а он не реагирует. Не дышит, пульса нет.
Голос Галины становился громче и тоньше.
– Свет включила, едва от ужаса не заорала – в кровати словно и не человек, манекен лежит… улыбается… Я ему и дыхание искусственное делала, и массаж сердца… А фельдшер со скорой потом ментам говорила, что он уж часа два как мертвый!
Прокричав последнее слово, подруга сжалась и заревела. Олеся прижала ее к груди и стала гладить по волосам.
– Медики полицию и вызвали, – сквозь слезы проговорила Галя. – Положено у них так. Менты как приехали, так тут же все вверх дном перевернули. Расспрашивали, что да как. Дружно ли живете, где была два часа назад? А я и не поняла вначале зачем. Потом та же фельдшерица и подсказала. Вроде как странности есть – как будто и следов присутствия чужого нет, а человек на кровати в разрезанных трусах лежит. Есть подозрения в естественности смерти.
– И? – поторопил Дмитрий.
– Предполагают сердечный приступ. Но его все равно забрали на вскрытие, сказали завтра с утра звонить. Сообщат, когда забирать можно будет.
– Ничего не понятно, – подытожила Олеся.
Галина тяжело вздохнула.
Супруг поднялся с дивана. Обошел комнату по периметру и остановился напротив них.
– Ты уверена, точно знаешь на сто процентов, что Глеб умер? – спросил Дмитрий у подруги. – Не в коме, не впал в летаргический сон… Черт, Галка, он точно не практиковал астральные перемещения? Тотемы? Еще какую-нибудь подобную хрень?
Галя зажмурилась и замотала головой.
– А, может, гипноз? – не унимался супруг.
– Хватит! – встрепенулась Олеся.
Аккуратно уложив подругу на диван, подскочила к мужу и выпихнула его в прихожую.
– Перестань, Димка. Все! Его больше нет. Не надо! Не надо придумывать для себя спасительные отговорки. Прошу!
И шепотом на ухо добавила:
– Она на грани нервного срыва, перестань ее мучить.
Дима скривился так, словно съел лимон, и прошипел Олесе в лицо:
– Опять она! А я? Ты хоть раз думала вначале обо мне?
– Всегда, – твердо, смотря прямо ему в глаза, сказала Олеся. – Но у тебя есть я, а она – одна.
Дмитрий глухо застонал и вцепился пальцами себе в волосы.
– Иди к подруге. Я побуду один… там, в спальне, – пробормотал он. – Не заходи ко мне пока, ладно.
Олеся хотела его обнять, но муж не позволил.
– Иди же. Галя ждет.
Она кивнула и оставила его одного.
Целый день до позднего вечера Олеся обихаживала горюющих родственников. Действовала механически, титаническим усилием заставив себя не думать, не вспоминать, не плакать. Устала неимоверно, но сделала то, что запланировала: оповестила родителей, друзей, сослуживцев покойного. Связалась с похоронным агентством, вымыла, проветрила квартиру, изгоняя ненужные запахи. Сбегала в ближайший супермаркет, где под завязку затарилась продуктами. На быструю руку приготовила ужин и силком заставила всех поесть. Потом без движения упала на диван, в надежде хоть немного поспать. Но так и не смогла уснуть, прислушиваясь к приглушенным всхлипам подруги (та все-таки не решилась лечь в спальне) и возне мужа.
Утром Олеся поднялась раньше будильника. Осторожно сползя с дивана, чтобы не потревожить покой уснувших под утро родственников, наскоро приняла душ. Едва дождалась девяти часов и позвонила по оставленному медиками телефону. В морге сообщили, что пока не пришли результаты анализов на психотропные вещества тело, как и свидетельство о смерти родне не отдадут. Предложили перезвонить после обеда.
В предложенное время Смирнова сделала еще одну попытку, на этот раз дали добро.
Подтвердилась причина смерти. Как и предполагала фельдшер – сердечный приступ. В крови не были обнаружены подозрительные вещества, в квартире отпечатки пальцев и физиологические жидкости посторонних. Разрезанные плавки? Особая потребность усопшего, об этом и говорить не следовало. Оттого дело заводить не стали. Списали на естественную предрасположенность организма к заболеванию. Скупо выразили сочувствие и отдали тело.
Дальше начался ад.
Олеся где-то бегала, заказывала, оплачивала. Говорила со знакомыми, успокаивала родителей и объясняла остальным, попутно присматривая за подругой и мужем.
Сами похороны она запомнила отдельными яркими моментами: шумная колыхающая масса людей в черном, темно-красные пятна хризантем, белые лилии, ирисы. Едва стоящая на ногах Галина, багровые отметины на лице мужа. Свекор со свекровью, тихие, постаревшие, насквозь пропахшие успокоительным. Плавная песня священника, звук молотка, вбивающего гвозди, падающая первая гость земли, быстро растущий холм, подруга, разгребающая руками охапки цветов. Глаза Глеба, лукаво, как мог только он, глядящие на всех с памятного овала.
Потом краски потеряли насыщенность. Олеся плыла в тумане, почти ничего не видя, не слыша, не ощущая. Лишь ладонь Димы, которую не отпускала ни на мгновение, доказывала, что она сама все еще находилась в мире живых.
Гости, провожавшие Глеба в последний путь, разошлись. В квартире остались лишь они втроем. Смотря на занавешенные темными покрывалами зеркала, Олеся понимала, что более ни минуты не сможет провести в этом доме. Она была готова схватить мужа и, если понадобится, силой потащить на выход, но останавливало одно – Галина.
Дмитрий, будто прочитав ее мысли, выбрал единственно верный путь. Предложил Галке некоторое время пожить у них. Подруга даже не пыталась сопротивляться. Быстренько побросала вещи и, кинув тоскливый взгляд на мужнину фотографию, вышла за порог.
Вернулись домой поздно. Всю дорогу Олеся смотрела через мокрое стекло на мелькающую полосу темного леса. Ей вдруг вспомнилось, что когда хоронили Глеба, тоже шел дождь. Мелкий, теплый, грибной. Играло солнце, и над могилами растянулась радуга – разноцветный мост в лучший мир. Позже поток воды усилился, превращаясь в настоящий ливень. Последний ливень уходящего лета. Двадцать девятого лета в биографии Глеба Смирнова.
Дома стало немного легче. Словно бы исчез давящий пресс обязательств, пристального внимания скорбных лиц, суеты и какой-то театральщины, сопровождавших процесс погребения. Олеся глубоко вздохнула, почувствовала едва различимый запах любимой туалетной воды и позволила себе расслабиться.
Галина, не раздеваясь, упала на диван в гостиной и практически сразу уснула. Олеся ей не мешала, лишь укрыла одеялом, подоткнув края. Чуть позже усадила молчаливого супруга за стол и заставила поесть. Потом как маленького, за ручку, отвела в спальню. Уложила в постель и хотела уйти, чтобы принять ванную, но была остановлена Дмитрием.