Когда спустя минуту облаченный в черный гидрокостюм Аналитик прибыл на сцену боя с антикварным немецким пулеметом «МГ» у бедра, он нашел там лишь два изувеченных трупа своих соратников. Держа добытый на складе трофейного оружия шедевр немецких оружейников, он несколько раз повернулся вокруг своей оси, тщетно пытаясь найти хоть что-нибудь заслуживающее отпора и возмездия. Берег был пуст. «МГ» вынужденно молчал. Не особенно надеясь на положительный результат, он проверил тела двух офицеров на предмет наличия признаков жизни. После этого он печально закрыл глаза Капитана и попытался сделать то же с глазами Майора. Это ему не удалось. По какой-то загадочной причине глаза отсутствовали: их просто не было, и его пальцы наткнулись на чистые и влажные от крови проемы в лице. Послышался звук автомобильных моторов и возбужденные голоса. По-видимому, местные стражи порядка решили, что окончание стрельбы означает возможность безопасно приблизиться к месту вероятного происшествия. Аналитик подобрал оружие погибших, наскоро осмотрел их карманы, взвалил на плечо пулемет и тяжело побежал к воде и ждущему его у кромки воды надувному «Зодиаку».
Глава 3
Видимо, отдавая дань старой традиции, Аналитик, как и немалое количество других представителей бывшего коммунистического блока, жил в облезлом здании, в просторечии называемом «Кука». Здание это представляло собой многоэтажку в форме замкнутого квадрата. На его крыше каким-то чудом уже двадцать шесть лет держалась некогда светившаяся неоном реклама местного пива — «Cuca», от которого, собственно, и пошло название самого дома. Как и все в этой жизни, огромные буквы когда-то должны были свалиться вниз, на чьи-то безвинные головы. Но жители «Куки», как и все живущие в Анголе, были фаталистами, а потому обращали на эту вполне вероятную опасность гораздо меньше внимания, чем на самок мелких малярийных комаров, тучами вылетавших вечерами из подвалов. По какой-то причине комары обычно не поднимались выше десятого этажа и потому, несмотря на неработающий лифт, высоко расположенные квартиры пользовались повышенным спросом. К тому же сюда долетало меньше миазмов от постоянно заливаемых дерьмом из проржавелых труб подвалов и куч гниющего мусора, в которых неплохо себя чувствовали стаи худых и живучих африканских крыс.
Аналитик помылся в самодельном электрическом душе (бензобак от «Волги» с торчащим из него гигантским кипятильником — наследие советского офицера-танкиста, оставившего также самогонный аппарат и груду просроченных презервативов), включил древний кондиционер, сделал себе привычный джин с тоником и, сев за стол, задумчиво уставился на оружие погибших соратников. Конечно, как всегда, простое объяснение должно было быть и самым близким к действительности. Кто-то сумел вычислить его вояк, по старости допустивших промах. То, что у них было, они, конечно, не стали отдавать по-хорошему и поплатились за это жизнью. При имевшихся у них нехороших наклонностях и чрезмерной жадности это было во многом ожидаемым событием. Аналитик коротко пожалел, что не заложил двух шпионов начальству раньше и тем самым не избавил их от смерти. Но тут же решил, что это все равно ненадолго продлило бы их полную приключений жизнь.
В любом случае, несмотря на всю свою привлекательность, версия с простым ограблением шайкой незамысловатых африканцев не выдерживала нескольких вопросов. Перед ним лежали два исправных и очень дорогих образца огнестрельного оружия. Магазин «Глока» был пуст наполовину, а в «Скорпионе» патронов не было вообще. То есть два снайпера с полувековой на двоих практикой стрельбы по живым мишеням умудрились промахнуться в упор? Не вяжется! Еще более необъяснимым был тот факт, что загадочные бандиты не только умудрились увернуться от огня двух матерых убийц, прошедших огонь, воду и медные трубы, но еще и сумели безнаказанно проделать в них дыры чем-то, похожим на противотанковый гранатомет. Звука выстрелов которого, кстати, не было слышно. «А где глаза? — наконец вспомнил Аналитик. — Кто смог менее чем за минуту не только совершить вышеописанные подвиги Геракла, но еще и зачем-то, малообъяснимым образом, с хирургической чистотой удалить пару человеческих глаз? Может, какой-нибудь черный номенклатурщик решил вставить себе голубые буркалы? A la Ванесса Уильямс? Чушь какая-то!» Аналитик выругался и допил джин. Легче не стало.
Было ясно одно. Произошло нечто экстраординарное, о чем нужно немедленно сообщить в Москву. Следующие полчаса Аналитик, включив свою навороченную «Тошибу», сочинял и зашифровывал донесение в штаб-квартиру ГРУ в Москве, в просторечии называемую «Аквариумом»: «отправились на условленную встречу с лицом, выдававшим себя за… номер паспорта… быстротечное огневое столкновение с неустановленным противником… следы воздействия неустановленного крупнокалиберного оружия… глаза, удаленные неустановленным способом…» Когда Аналитик в третий раз использовал причастие «неустановленный», он опять нехорошо выругался, что обычно не было свойственно его интеллигентной натуре, и сделал себе еще один джин-тоник. Наконец донесение было напечатано, отредактировано, подвергнуто компрессии, зашифровано и отправлено в Москву с помощью обыкновенного Интернета. В оставшееся время ночи Аналитику снились кошмары: к нему подходили безглазые люди и животные и просили подарить темные очки. Очки им почему-то нужны были непременно от Гуччи.
Утром его разбудили звуки проснувшейся Луанды, безжалостные солнечные лучи, нагло лезущие в щели потрепанных жалюзи, и тупая головная боль. Задевая стены торчащей из-под трусов утренней эрекцией, зевающий Аналитик на автопилоте проследовал в кое-как отмытую от многолетнего пребывания военных холостяков ванную и, с полузакрытыми глазами, справил малую нужду. Когда, после хилой струйки душа, дело дошло до ритуала бритья, белая ящерица-геккон, жившая в наклонном вентиляционном отверстии над постоянно на всякий случай наполненной ванной, почему-то именно в этот момент решила заснуть и упасть прямо в недельный запас воды. Хилое тело рептилии породило шум, подобный взрыву глубинной бомбы. Нервно дернувший бритвенным станком Аналитик едва не перерезал себе горло и, зажав длинный порез полотенцем, ругался самым грязным образом все время, пока испуганная до смерти рептилия, скрипя когтями по грязному кафелю, забиралась в привычное место. В сердцах звучали слова вроде «чертова крокодила», «выкину на помойку» и «оторву башку». Однако, несмотря на инцидент, порез и пафосные слова, Аналитик никогда бы и пальцем не тронул бедную ящерицу, выполнявшую функции домашнего животного и истребителя комаров, мух и мелких тараканов (крупные могли сожрать ее саму!). К тому же однажды, будучи не очень трезвым, он и сам упал все в ту же ванну, едва не расставшись со своей молодой жизнью.
Наскоро поев консервов и выпив растворимого кофе, он снова сел за Интернет и через некоторое время расшифровал ответ от начальства. Как и можно было ожидать, начальство требовало дополнительной информации по поводу произошедшего. Особенно же начальство интересовалось личностью швейцарца, предметом общения между ним и миссией ГРУ и — почему-то — пропавшими глазами. Помимо этого, начальство с помощью виртуозного нагромождения эвфемизмов давало понять, что при всей необходимости конструктивной работы со Службой Внешней Разведки (бывшие КГБ) надо сделать так, чтобы эти мерзкие идиоты как можно меньше узнали о деталях происшествия. Соответственно, помощь посольства и координация действий с его персоналом, при всей их, опять же, необходимости и желательности, должны были конкретно игнорироваться и саботироваться. И, наконец, надо было принять меры повышенной личной безопасности и ждать стука копыт подкреплений, прибывающих из метрополии.
Через пять минут после прочтения и уничтожения файла, в течение которых Аналитик сидел, тоскливо уставившись на бутылку с джином, зазвонил сотовый телефон, и гэбист по кличке Берия, отиравшийся культурным атташе при посольстве, сладким голосом поинтересовался, нельзя ли поговорить с Майором по поводу некоторых совместных мероприятий по безопасности в преддверии Дня Независимости России. Аналитик знал, что Майор на дух не переносил маленького, толстого, тяжело воняющего потом и лживого Берию и пару раз дал ему об этом знать в самой категоричной форме. Что, по слухам, включало и макание противной рожей в вечно воняющий унитаз в уборной посольства (яркого подтверждения общеизвестного факта, что общественные туалеты нации являются отражением ее национального характера). Так что этот звонок по абсолютно ничтожному поводу (кому мы здесь нужны с нашим Днем Независимости?) в восемь утра означал, что Берия уже что-то пронюхал о событиях прошедшей ночи. Аналитик вежливо предложил гэбисту позвонить напрямую самому Майору, на что тот так же приторно ответил, что трубку подняли почему-то в местной полиции: уж не случилось ли чего у уважаемых коллег и не смог бы он чем-нибудь помочь и «вы ведь знаете, как я лично отношусь к товарищу Майору», и т. д. «Ненавижу!» — неласково подумал Аналитик и ответил в том духе, что «только проснулся с похмелья», «обязательно перезвоню, как только что-то узнаю», бла-бла-бла… Отвязни, уродец! Берия радостно закудахтал по поводу упомянутого похмелья и пустился в описания собственных похмельных мучений. Помимо погоды и описаний побед над существами женского пола, как всегда, легких и цинично-грубых, похмельный синдром и безденежье издавна были самыми безопасными темами для интеллектуального общения служивых людей Российского государства. Аналитик как смог поддержал тему интимного обмена похмельными подробностями, а затем, сделав над собою огромное усилие, поучаствовал в дискуссии по поводу преимуществ той или иной разновидности водки. Аналитик был намертво равнодушен к этому напитку и в глубине души считал, что зерновой спирт, разбавленный водой, при любых обстоятельствах остается все тем же спиртом, разбавленным водой, без какой-либо уникальности, присущей многим другим, более благородным напиткам. В итоге, пообещав звонить, как только что-то прояснится, он закруглил разговор.