– Сколько вы хотите за все? И сразу скажите, сколько еще подобных вещей находится в вашей лавке? На улице меня ждут четыре охранника и экипаж с толстостенными коробами. Я готов увести много, очень много. Потому что в этом городе находится представитель моего банка и я хочу потратить четверть, а то и треть своего состояния на это великолепие и все подобное, что вы храните в своих тайниках.
За те предметы, что я держал в комнате, кроме, разумеется отцовского зеркала, мне пришло в голову запросить сумму вдвое выше реальной. Я ожидал долгого торга, который затянется до утра, но к моему удивлению этот Горак молча вытащил чековую книжку и выписал означенную сумму.
– А теперь в лавку, – сказал он, даже не думая о том, что на дворе уже поздняя ночь.
В лавке, которая к счастью находилась как раз на той улице, где стоял его внушительных размеров экипаж, повторилась та же история. Он не рассматривал вещи, он брал из на нюх. И надо сказать, что этот нюх был у него отменный. Горак вычистил у меня все ценное и дал за это такую цену, о которой я не мечтал даже в хорошем подпитии. Он только и успевал выписывать чеки, да бормотать слова восхищения. К утру, когда банк должен был открыться, мы перетащили все вещи в его короба и отправились за деньгами. Ополоумевший от счастья Карел, рассматривал свои чеки с обещанными процентами и не переставая дергал меня за рукав.
Наконец после нудных формальностей мы трое обрели то, что хотели. Карел убежал в неизвестном направлении с распухшими карманами. Господин Горак с четырьмя головорезами загрохотал по мостовой прочь из города. А я, оставив большую часть денег в банке, забрал то, что должен был отдать негодяю Ицхаку и пачку, которая мне была необходима для повседневных расходов.
***
Глава 6
***
Прямо из банка я отправился к Ицхаку, который на мое счастье был дома, и отдал ему весь долг с процентами, чтобы он не преследовал меня ни во снах, ни в реальности. Потом я поехал в центральные погреба, где долго объяснял продавцу, какое вино мне нужно. Мы ходили между пыльных стеллажей, рассматривали этикетки, но никак не могли найти вино нужного года. Наконец, когда мое терпение почти лопнуло, к нам спустился хромой горбун, которому на вид было лет сто, и начал сипло смеяться, услышав, что мы ищем.
– Ледяное красное вино? – Он зашелся в приступе кашля. – Это почти возмутительная редкость. Да да… В Рейнгау лет примерно двадцать назад один винодел, который экспериментировал с сортами винограда, создал это вино, причем именно тогда, когда мороз ударил на удивление рано. Над ним все смеялись, потому что никто не делал в тех краях ледяное вино из красного винограда. Но, однако ж он рискнул. И судьба ему улыбнулась. Нельзя сказать, что он явил миру какой-то шедевр, но то, что вино было рубинового цвета и действительно сладкое на вкус, позволило назначить за него высокую цену. Я приобрел тогда три бутылки. Но у нас не оказалось ценителей такой редкости. Пришлось продать его себе в убыток.
У меня екнуло сердце:
– Вы хотите сказать, уважаемый, что продали все, что купили?
Он посмотрел на меня из-под косматых бровей и подмигнул:
– Нет. Одну я оставил. Решил, что продам ее только за такие деньги, которые окупят мои вложения.
Он назвал цену, которая меня не удивила. Если бы я совершил невыгодную сделку, то тоже захотел бы отыграться на безумном покупателе, который с горящими глазами возится в пыли, разыскивая никому не нужную бутылку. Я быстро отсчитал деньги, забрал вино и поспешил оставить старика в царстве своих воспоминаний. Итак, основной ингредиент у меня был. Теперь аптека. Надо успеть все до полудня, чтобы не заставлять Ханну ждать меня на каменной скамейке.
***
В аптеке старика Менделя, куда отправил меня в своем послании дед, было мрачно и затхло. За прилавком стоял тощий парень с редкой рыжей бородкой. После взаимных приветствий я спросил:
– Четверть века назад здесь торговал старик Мендель, с которым был дружен мой дед. Вы, должно быть, его внук?
Он радостно закивал, как будто я сделал ему комплимент:
– Да, я его внук, тоже Мендель. И я могу достать все, чем торговал мой дед и даже больше. Все зависит от цены. У вас какие-то особые пожелания? Я вижу, что вы приготовили длинный список, – Он скосился на лист бумаги, куда я переписал названия необходимых мне растений. – Дайте взглянуть. Уверен, что мне не составит труда, выполнить ваш заказ.
Я сунул ему под нос бумагу и стал наблюдать, как он бубнит по-латыни.
– Что ж. Думаю, с большинством из этих чудодейственных трав не будет проблем. Но вот это, – он ткнул длинным желтым ногтем в слово saintpaulia, – с этим придется повозиться. Это Узамбарская фиалка, которую в 1892 году нашел в Германской Восточной Африки барон Вальтер фон Сен-Поль, военный комендант Узамбарского округа. Достать ее почти нереально, и стоит она довольно дорого, – Он хихикнул и соскреб с прилавка прилипшую бумажку.
Отчего-то мне захотелось хорошенько двинуть этому юному знатоку трав. В 1892 году? Как-то странно. Неужели дед ввел этот ингредиент в рецепт фарта всего за год до смерти? Похоже, он совершенствовал рецепт фарта всю жизнь, потому что рассказывать о его приготовлении он начал мне лет с семи. Любопытно. Выходит, что если я создам фарт по этому рецепту, то получится какая-то очень сильнодействующая смесь. Сам дед никак не мог догадаться ввести в рецепт растение, которое какой-то вояка обнаружил в Африке. Значит, это знание ему дали в одном из видений. Поразительно. А если приготовить фарт без фиалки? Интересно, дед вообще хоть раз в жизни пробовал варить фарт? Надо прояснить этот вопрос. Может, и сомнительная японская aucuba тоже попала в список не сразу? Однако, что-то подсказывает мне, что парень хитрит.
– Уважаемый внук своего благородного деда… – Я вытащил толстую пачку денег и стал демонстративно мусолить пальцами бумажки, делая вид, что пересчитываю свои накопления. – Я уверен, что за последние годы новость об Узамбарской фиалке прогремела на всю Европу. И вы несколько кривите душой, говоря, что ее почти невозможно достать в наших краях.
Я получил удовольствие, глядя на то, как жадно застучали его длинные ногти по прилавку, когда он увидел пачку денег. Пусть только попробует сказать, что в его вонючей аптеке нет какого-то африканского сорняка.
– Да, вы правы, – Он будто прочитал мои мысли. – Уже в 1893 году сенполию представили на международной выставке цветов в Генте, во Фландрии. Так что… Если она вам очень нужна…
Мне надоели эти дурацкие разговоры, тем более, что приближался полдень. В порыве злости я схватил парня за лацканы белого халата и хорошенько встряхнул:
– Я приду поздно вечером. Сегодня. После того, как солнце уже начнет смотреть счастливые сны. И я нарисую на твоей физиономии целый букет Узамбарских фиалок, если все травы из этого списка не будут меня ждать на этом вот прекрасном прилавке, который еще хранит память о прикосновениях твоего благородного деда. А для лучшего понимания даю тебе вот это! – Я положил ему в карман пачку денег и похлопал по плечу.
– Все будет в лучшем виде! – взвизгнул он в ответ и скрылся за стеллажом со склянками.
***
Я отправился домой, чтобы отнести вино, переодеться и наконец-то пойти на свидание, которое все сильнее занимало мои мысли. Я чувствовал, что желание видеть Ханну разрастается в моем организме как неизлечимая болезнь. Чем ближе был полдень, тем тяжелее становилось дышать вдали от моей возлюбленной. Я уже не был нормальным человеком, нет. Я превратился в ничтожное существо, зависимое от нефритовых глаз и нежного голоса. И кто это? Я? Тот, кто еще несколько дней назад был готов тратить жизнь на шлюх и попойки?
На минуту я остановился, чтобы перевести дух. Неужели так люди ощущают любовь? Или только мы, соединенные одной душой, обречены на такие муки? Нет, я уверен, что душа здесь ни при чем. Обычная человеческая любовь была причиной этого томления, этой сердечной боли, этого ощущения, что без Ханны в мои легкие не поступает воздух. О! Как же я несчастен и счастлив одновременно! И как я мучаюсь от сознания того, что пройдет всего несколько часов и нам снова придется расставаться.