– И страдают звери? – упрямо гнула свою линию девушка.
Ну, в плане упрямства ей как раз попался хороший оппонент. Мне этого качества тоже не занимать, иначе я вряд ли продержалась бы столько времени на академическом поприще.
– Я предлагаю, прежде чем выносить вердикт, посмотреть на ситуацию с другой стороны. И вспомнить, для чего все это делается. Вы хотите закрыть такие лаборатории, как у наших соседей? А отказаться от всех лекарств, разработанных в этих лабораториях, вы готовы? Оставить свою бабушку без средства от Альцгеймера, ребенка – без таблеток от ледяной оспы (вы как журналист, наверное, знаете, сколько детей погибло от этой болезни на трех планетах полвека назад)? Я уже молчу про такие мелочи, как исцеляющая бумага. На сегодняшний день мало кто представляет себе, как без нее вообще можно существовать. А ведь для разработки всех этих медикаментов проводились опыты, в том числе на животных. А средняя продолжительность жизни в сто двенадцать лет и три месяца? Вы знаете, сколько люди жили на Земле перед началом звездной экспансии? – Меня откровенно понесло. – По имеющимся у нас данным – около восьмидесяти пяти лет. Вы чувствуете разницу? Как по-вашему, в чем причина?
– В том, что мы более бережно относимся к окружающей среде, – убежденно ответствовала журналистка.
– Это тоже фактор, но не основной. Главное – достижения современной медицины. Которые были бы просто невозможны без таких вот лабораторий.
Я махнула рукой в направлении здания, соседствовавшего с нашим. Впрочем, в поле зрения камеры оно все равно не попадало.
– То есть человеческие жизни за счет жизней других существ?
– Не только человеческие. Лекарства для животных тоже не появляются из ниоткуда.
– А вам самой доводится работать в той, второй лаборатории?
Резкий переход наводил на мысль о том, что мои ответы либо перестали вызывать у журналистки интерес, либо просто не соответствовали той концепции, которую она стремилась продвинуть в своей передаче.
– Нет, – холодно откликнулась я. Как бы ни обернулось «интервью», а, единожды согласившись в нем участвовать, самоустраниться уже не получится. – У нас каждый занимается своим делом. Вы же, например, снимаете передачи, а не пишете сценарии для фильмов ужасов?
Мимолетная неискренняя улыбка послужила мне ответом, после чего журналистка повернулась к камере.
– Итак, по утверждению нашей респондентки, она не принимает участия в тех убийствах, которые происходят в Центре. Долго ли будет продолжаться беспредел? Когда на нашей планете станут наконец-то полноценно соблюдаться права животных? С вами была, как всегда, Анита Рэйв.
Изображение погасло: проектор автоматически перешел на режим паузы, едва закончилась запись.
– Довольны? – огрызнулась я.
– Самое главное, что после этого они заявились громить нас, а не соседнюю лабораторию! – Янлин с нервным смешком покосилась на дверь в комнату, из которой мы наблюдали за демонстрацией. – Значит, ничего не поняли от слова совсем.
– Да что можно понять по такой передаче? – Я села на корточки, чтобы расправить сложенные друг на друге одеяла, после чего забралась под одно из них. – Все, давайте спать. На сегодня ужастиков хватит.
И, давая понять, что решение – окончательное и обжалованию не подлежит, повернулась на бок, к коллегам спиной, к зверям передом. Повыше натянула покрывало. Последним, что я увидела, прежде чем окончательно закрыла глаза, были любопытная мордочка и внимательный взгляд длинноклюва.
* * *
Увы, вечерней демонстрацией дело не ограничилось. Сперва казалось, что инцидент исчерпан. Наутро о вчерашних событиях напоминала лишь охапка одеял в лаборатории да следы от импровизированных и потому не самых удобных подушек на наших лицах. Плюс в наружном дворике валялись осколки разбитого стекла, обрывки плакатов и пара окурков. Забота об окружающей среде буквально-таки налицо.
Работали как обычно, хотя и чувствовали себя малость потрепанными после специфически проведенной ночи. Утром к нам присоединилось несколько лаборантов и практикантов. Никаких проблем при подходе к зданию у них не возникло. Заглядывал профессор Орзи, заведующий соседней лабораторией. Ему для чего-то понадобилась наша аппаратура, но заодно он не преминул намекнуть мне, что нечего всяким выскочкам, недавно получившим докторскую степень, лезть куда не просят, тем более давать интервью кому ни попадя. В целом из недовольной речи следовало, что говорить в микрофон кого ни попадя следовало именно ему, профессору. Я в спор не вступала. Во-первых, действительно считала, что накосячила, а во-вторых, не глупо ли огрызаться на академическое светило и по совместительству одного из начальников Центра, в котором работаешь? Второй начальник, руководитель непосредственно нашей лаборатории, улетел на Дуэллу, чтобы принять участие в очередной межпланетной конференции. Его возвращения ожидали в ближайшие дни.
Освободившись на сей раз пораньше, я привычно направилась к парковке, где меня ожидал бордовый флаер-двухлетка. На новые модели денег пока не хватало, но и такие меня более чем устраивали. Дорога лежала через небольшой сквер, где исследователи всегда могли отдохнуть, развеяться или обсудить работу с коллегами. Стоянка располагалась непосредственно за забором, не особенно прочным и поставленным здесь из чисто декоративных соображений. Вот тут-то все и началось. Окончательно стемнеть еще не успело, но Рейза быстро приближалась к горизонту, и бо́льшая часть сквера погрузилась в длинные, непропорционально искаженные тени. Поэтому мало кто мог бы заметить, как мне навстречу выступили из-за ограждения сразу три молодых человека из вчерашней компании. Почему именно из вчерашней? Это довольно легко было определить. Одного я узнала в лицо (так со вчерашнего дня и не бритое), другого (наоборот, очень аккуратного) – по пиджаку, и всех троих – по манере поведения.
– О! Она там работает. Я точно помню! – с не понравившимся мне воодушевлением воскликнул первый парень с физиономией уголовника.
Что-то подсказывало, что он отнюдь не собирается просить у меня автограф.
– Точно! Я ее в передаче видел! – подтвердил второй, франтоватый.
Я честно попыталась проигнорировать этот познавательный диалог и просто пройти мимо, но не тут-то было. Дорогу мне перегородили капитально. Эх, давно пора было парковку на крыше лаборатории устроить. Да только боялись, вдруг вибрация потревожит чувствительных к подобным вещам животных.
– Что, попила звериной крови – и теперь домой, отдыхать?
Вынужденно остановившись, я подняла взгляд на хищников. В общении с такими существами главное – не показать слабость, а, наоборот, вести себя так, будто ты самый большой и сильный. Удивительно, но факт: эволюция поощряет понты.
– Ночной дозор, всем выйти из сумрака? – со вздохом предположила я.
Третий парень усмехнулся, франтоватый неприятно прищурился, а уголовный элемент смотрел совершенно непонимающе: он, видимо, процитированную книжку не читал. Да, собственно, что это я? Он вообще вряд ли знал, что такое книжка. Компьютер в его представлении наверняка существовал только для просмотра порнографических голограмм. Их еще называли «голо в квадрате», поскольку на ГОЛОкартинке изображались ГОЛЫЕ люди.
– Или вы сами вампиры и подпитку ищете? Так мы пробирки с кровью младенцев из лаборатории не выносим, – заверила я.
И только в этот момент случайно заметила красное пятно на рукаве. Поднесла поближе к глазам. Кетчуп… Времени нормально пообедать не было, так заказали еду прямо на работу, а что в таких случаях заказывают? Правильно: гамбургеры из синтезированного мяса и жареные миенжские потаты.
Потерев пятно без всякого заметного результата, виновато покосилась на зеленых.
– Короче, ребята, давайте серьезно. Что вы пытаетесь доказать? Хотите, чтобы лаборатории закрыли? Идите в политику и лоббируйте интересы животных.
Мне кажется, один из них, тот, что усмехнулся вначале, вполне готов был развернуться и уйти. Но не остальные. Они лишь шагнули вперед, при этом первый откровенно разминал кулаки, а второй схватился за ремень моей перекинутой через плечо сумки. Словно и правда собирался поискать там пробирки с заветной алой жидкостью.