Тысячные доли секунды понадобились автомату для использования дополнительных блоков и выдачи готового решения.
— Немедленно снизить скорость! Включить центральные двигатели на торможение!
Слишком поздно. Скорость снижалась медленно, и дополнительная нагрузка на корпус корабля от включившихся двигателей на какое-то время лишь увеличила амплитуду вибрации. Теперь она гнула переборки, сдвигала с места многотонные блоки с ядерным топливом, рвала бесчисленные сети коммуникаций. Все ремонтные автоматы работали на пределе своих возможностей. Шла борьба за жизненно важные центры корабля, за жилые отсеки, где в анабиозных ваннах лежали неподвижные тела людей.
Включились аварийные двигатели резерва с небольшим автономным запасом топлива. Они несколько уменьшили чудовищную скорость звездолета, помогли ему выкарабкаться из надпространства. Отработав все топливо, двигатели встали и были сейчас же катапультированы. Вибрация несколько уменьшила амплитуду колебаний. Она теперь не сминала переборки и не корежила обшивку, зато разрушала микроструктуру кристаллов. Лопались и взрывались сегменты внутри самого центрального автомата, почти мгновенно отказали все приборы информации.
Разрушающийся центральный мозг сделал последнее, что он еще мог и обязан был сделать ценой оставшихся в его распоряжении небольших резервов мощности, — он восстановил управляющие цепи анабиозного отсека и провел команду на пробуждение экипажа его автономным механизмом. Сразу же вслед за этим разрушение захватило все сохранившиеся до сих пор логические цепи центрального корабельного мозга.
Это был конец. Потеряв связь с управлением, ремонтные роботы, обладающие дополнительным запасом прочности, метались по кораблю, все разрушая на своем пути. Наконец и они затихли. Хрипели разорванные магистрали. Из трещин внутреннего слоя обшивки кое-где сочился жидкий гелий. В желтом свете аварийных ламп с потолка падали хлопья снега, но вскоре и они исчезли.
Практикант Райков видел сон. Это был странный сон, потому что в анабиозе не бывает никаких снов, а он точно знал, что находится в глубоком анабиозе. Тем не менее сон продолжался. Временами Практиканту казалось, что на полу отсека свернулся огромный белый удав. Он приподнимал свое свернутое пружиной тело и со страшным грохотом бил хвостом в переборки. Райков дернулся, стараясь освободиться от кошмара. Удав разлетелся по всему отсеку сотнями блестящих осколков.
— Ну что он?
— Приходит в себя.
— Слишком долго. Мне нужен весь экипаж. Сделайте ему еще укол!
— Не могу, Навигатор. Придется подождать или начать без него.
Очень не хотелось открывать глаза. Лежать было удобно, почти приятно. Но сознание включилось в реальность помимо его воли, и он уже понимал, что Навигатор не станет говорить так о втором уколе без серьезной причины. Без причины, которая не сулила ничего хорошего. И рывком, словно прыгая с вышки в ледяную воду, Райков приказал себе открыть глаза.
— Ну вот. Теперь все в сборе. У тебя были неполадки с автоматом пробуждения.
Навигатор сказал это так, словно Практикант был виноват в плохой работе автомата.
— Осталось тридцать минут, потом поздно будет начинать торможение. Если проскочим орбиту, нам уже не повернуть.
— Какую орбиту? — одними губами спросил Практикант.
Разгром, царивший в анабиозном отсеке, заставил его снова на секунду закрыть глаза.
— Придется ему объяснить, — твердо сказал Физик.
— Ты думаешь? Но время…
— Он должен все знать. Он имеет на это право, так же как и каждый из нас.
— Хорошо, — сдался Навигатор, — тогда объясняй сам.
— Плохи наши дела.
Физик взял руку Райкова и крепко сжал ее.