– Ладно, не забуду – задиристо пообещал Нефёдов. Он быстро подписал акт, и демонстративно повернулся к энкэвэдэшнику спиной – лицом к Лямину.
– Пойдём, стажёр, послушаешь инструктаж. Сразу начинай входить в курс дела. Через двадцать минут идём двумя эскадрильями сопровождать «пешки»18. Пока без тебя… Завтра с утра устрою тебе экзамен на технику пилотирования. Если не соврал про боевой опыт, тоже начнёшь работать. Времени на раскачку у нас тут нет. Если первые пять вылетов переживёшь, то переведу из стажёров в штатники…
Капитан выглядел, как настоящий «воздушный волк»: бронзовый загар, шевелюра непокорных русых волос, энергичное обветренное скуластое лицо, шрам над правой бровью. Голос с мужественной хрипотцой. Даже разговаривая, он не выпускал изо-рта небольшую диковинную трубку сделанную в виде головы Мефистофеля. На его выгоревшей от солнца, просолёной потом гимнастёрке красовались сразу два ордена «Красного знамени» и орден «Красной звезды» и ещё какой-то неизвестный Лямину иностранный орден. Такой «иконостас» не часто можно было встретить даже в гвардейских частях, ведь до войны и в первый её период награждали редко. Всё в нём было необычно и выразительно, даже его кавалерийские галифе, – очень широкие вверху и плотно обтягивающие ногу на икрах, заправленные в черные сапоги из мягкой кожи.
На голове капитана лихо, чуть наискосок сидела сильно помятая фуражка. «Капуста»19 на её околыше и крылышки на тулье были не железными – стандартной заводской штамповки, – а вышитыми золотой и серебряной нитью. Такая роскошь полагалась только старшим офицерам. Но необычный капитан, судя по всему, привык поступать наперекор существующим правилам. Вместо стандартного пистолета ТТ или «Нагана» Нефёдов носил на длинном ремешке через плечо «Маузер» в массивной кобуре.
В штабном блиндаже было тесно от собравшихся людей. В воздухе плавали сизые облака табачного дыма. При появлении командира все голоса сразу смолкли. Перед тем как перейти к постановке задачи, Нефёдов хитро прищурился на молодого весельчака с удивительно подвижным хитрым лицом:
– Слышал я, Лёдя, будто вы сегодня «Фоккера» на выходе из боя завалили. Почему я пропустил сей знаменательный момент?
Лётчик, к которому обратился командир, отвечал ему колоритным южным говором:
– Точно, командир! Я просто плачу, раз ви не видали, как я дал копоти этому дракону. Я ж, как только его срисовал, сразу мысленно говорю ведущему: «Жера, подержи мой макинтош!20 Короче, разуйте все глаза, щас Лёдя Красавчик будет давать стране угля. И он дал, чтоб вы знали, командир! Воду этому «Фоккеру», значит, выпустил21, мотор у стервятника заклинило, и он колом в землю вошёл. В натуре картина маслом получилась!
– Вы мне просто начинаете нравиться, Лёня! – сделал изумлённое лицо Нефёдов. – Где же вы прищучили такого диковинного зверя. Это ведь у «Мессера» двигатель жидкостного охлаждения, а у «Фокке-Вульфа», будь он трижды неладен – двенадцатилопастной охлаждающий вентилятор под капотом стоит.
Под взрыв всеобщего хохота смутившийся пилот принялся оправдываться, что, де, мол, наверное, ему почудилось, будто вражеский истребитель потерял воду и падает.
Нефёдов взмахом руки прервал его:
– Садись уж, фантаст! И учти, Одесса, ещё раз тебе что-нибудь в этом роде почудиться, я те устрою выход на кислород!22
– Командир, не имейте меня за адиота, я всё понял! (ударение на второй слог) – пообещал расскаившийся одессит.
Выяснив вопрос с одним подчинённым, Нефёдов обратился к другому. Глаза его потемнели от гнева, в голосе появилась сталь:
– Почему сегодня снова бросил группу и возвратился на аэродром? Опять мотор забарахлил, оружие заклинило, или живот резко заболел, как позавчера? Учти, Решетников, у нас тут не воспитательное учреждение, а штрафбат… Пойдёшь на сопровождение «пешек» моим ведомым. И не дай бог тебе по дороге потеряться, – лично пристрелю после посадки вот из этого «Маузера»!
– А, по-моему, тут всё ясно, и ваша любительская педагогика будет излишней.
Капитана перебил невзрачного вида полноватый мужчина в очках и с петлицами майора ВВС на гимнастёрке. Внешностью и манерой речи он напоминал конторского счетовода. Майор высокомерно сообщил Нефёдову, что уже поговорил с инженером эскадрильи и выяснил, что самолёт данного пилота совершенно исправен.
– Решетников трус, а вы с ним нянчитесь, – вкрадчиво продолжал особист. – Если вы, как командир не справляетесь, то позвольте особому отделу навести порядок.
– Не спеши, Лакеев – набычился на майора комполка. Он сразу стал похож на бойца, вставшего в боксёрскую стойку: одна нога чуть впереди, подбородок слегка опущен, покатые плечи напряжены и едва заметно шевелятся, будто готовые выстрелить в противника быстрыми ударами чугунных кулаков. – Ты что ли вместо него в бой пойдёшь? Учти, у меня лишних лётчиков нет, чтобы заменить Решетникова.
– Ну, зачем же я – майор слегка обнажил в улыбке зубы и хищно блеснул стёлами очков. – Вместо него на задание пойдёт новенький…
***
Вначале задачу пилотам части поставил командир: они прикрывают группу пикирующих бомбардировщиков, которые должны разрушить созданную немцами ниже Сталинграда понтонную переправу:
– Идём двумя группами: звено Шафирова непосредственно прикрывает «бомберы», моя группа – ударная.
Присутствующий на совещании офицер штаба дивизии уточнил на штабной карте, висящей на стене землянки, место встречи с бомбардировщиками и маршрут движения к цели:
– Вылет через пятнадцать минут, к Волге подходите со стороны села Лучки.
Нефёдов бесцеремонно перебил размеренную речь штабного:
– Сожгут на подходе! Тевтоны нас как раз там и поджидают. Нет, это не годится.
– Вы что же отказываетесь выполнять утверждённый командованием приказ? – лицо штабника от изумления вытянулось.
– Нет, не отказываюсь – пожал плечами капитан. – У меня есть задание без потерь вывести бомбардировщики к переправе. Так позвольте мне самому выбрать маршрут. На моём «Яке» установлена радиостанция, так что я в качестве лидера поведу группу. Всё, братцы, по коням!
Но тут снова заговорил майор-особист. Он сообщил, что за каждым пилотом группы прикрытия будет персонально закреплён бомбардировщик, и зачитал список. Лямин, который был прикомандирован к звену, непосредственно прерывающему «Пе-2», отвечал за «пешку» под номером 12.
– Предупреждаю вас об ответственности, – многозначительно обводя взглядом лица пилотов, продолжал майор. – Тот, чей бомбардировщик будет сбит по дороге к цели или на обратном пути, ответит за это по законам военного времени…
Пока Андрея не слишком волновала висящая над ним с этой минуты ответственность за бомбардировщик. Ведь до встречи с ним ещё надо было долететь! А между тем Лямин ещё ни разу не пилотировал «Як», на который его должны посадить. К его огромному облегчению выяснилось, что в штрафном полку есть только четыре дефицитных истребителя «Як-1», которые закреплены за Нефёдовым, его заместителем и их ведомыми. Остальной авиапарк части составляли сильно потрёпанные «чайки» и «ишачки»23. Поэтому для Лямина так и осталось загадкой, зачем командир спрашивал его об умении пилотировать истребитель Яковлева.
Андрею предстояло идти в бой на «ишачке» с бортовым номером «3». При встрече с новичком пожилой механик самолёта повёл себя так, будто это Лямин нёс персональную ответственность за то, что прежний пилот «тройки» стал жертвой особиста. Техник сухо доложил новичку о готовности машины к боевому вылету. При этом он хмуро глядел лётчику в пуговицу воротника гимнастёрки. Приняв доклад, Лямин подошёл к незнакомому ястребку, пытаясь угадать в его облике знаки удачи или беды. У каждого самолёта – свой нрав и судьба. Одна машина, даже получив серьёзные повреждения, на последнем издыхании мотора вынесет своего пилота из ада боя. А другая – скапотирует24 на ровном месте.