Золото партии: семейная комедия - Поляков Юрий Михайлович

Золото партии (семейная комедия)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПЕТР ЛУКИЧ БАРАБАШ – пенсионер всесоюзного значения

МАРЛЕН ПЕТРОВИЧ БАРАБАШ – его сын, глава банка «Бескорыстье-Лимитед»

МАРИЯ – его четвертая жена, «мисс Тамбов»

ВАСИЛИЙ – его сын от первого брака

ТЕОДОР – его сын от второго брака

МАРИЯ – его дочь от третьего брака

ВЕНЯ ЧЕГЕВАРОВ – отец ее будущего ребенка

ОКСАНА ТАРАСОВНА СМЕТАНКА – сиделка с высшим образованием

ВОЛОДЯ – водитель-охранник

НИКОЛАЙ КАРЛОВИЧ ТУРУСОВ – полиглот

ЖАН ЖАКОВИЧ ПУМПЯНСКИЙ – эксперт ФЗХ (Фонда помощи злоупотребляющим художникам)

ИВАН ИВАНОВИЧ ПЕРЕЗВЕРЕВ – коллектор по особо важным долгам

МАЙОР ВОЛКОВЕЦ – сотрудник ФСБ

СПЕЦНАЗОВЕЦ

БАНДИТ

САНТЕХНИК

КУРСИСТКА

СТУДЕНТ

ШПИК

Пролог

Дореволюционная ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Под газовым фонарем стоит курсистка, оглядывается, кого-то ожидая, нервничает. Из мрака появляется студент в широкополой шляпе, надвинутой на лоб.

КУРСИСТКА. Вольдемар! Наконец-то! Боже, я думала, вы уже не придете…

СТУДЕНТ. Надин, зачем они прислали вас? Это очень опасно. За мной хвост. Я заметил еще в Цюрихе. Но в Ревеле мне удалось оторваться.

КУРСИСТКА (озираясь). Вольдемар, вы уверены в этом?

СТУДЕНТ. Положительно уверен! (Показывает револьвер.)

КУРСИСТКА. И все-таки вы должны на время затаиться.

СТУДЕНТ. На Крестовском у нас есть конспиративная квартира. Извольте – отсижусь. (Дает ей конверт.) Надин, это срочно надо передать в комитет!

КУРСИСТКА. И только-то? Вольдемар, они ждут от вас совсем другого.

СТУДЕНТ. Провезти через границу то, о чем мы договаривались. Невозможно. Я пытался… Но верьте мне, Надин, здесь, в этом пакете, есть все необходимое для нашего дела и даже больше!

КУРСИСТКА. Здесь? (Машет конвертом.) Полноте, Вольдемар, вы шутите!

СТУДЕНТ. Отнюдь! Сегодня я архисерьезен и хочу с вами объясниться…

Мимо развязной походкой, играя тростью, проходит подозрительный субъект в котелке. Студент для конспирации привлекает к себе курсистку и долго, страстно ее целует, пока прохожий не скрывается из виду.

КУРСИСТКА (стараясь отдышаться). А я думала, вы меня совсем забыли!

СТУДЕНТ. Боже, Надин, забыть тебя, ту ночь в Летнем саду! Мы тотчас едем на Крестовский…

КУРСИСТКА. Меня ждут товарищи. Сначала – дело. Потом, потом…

СТУДЕНТ. Нет, сейчас!

Снова обнимает курсистку. Слышны голоса. Мелькают тени, свет. Студент выхватывает револьвер, курсистка – дамский браунинг.

КУРСИСТКА. Жандармы!

СТУДЕНТ. Беги, я их отвлеку! Жду тебя на Крестовском! Спросишь квартиру провизора, напротив мелочной лавки. Я архисоскучился!

КУРСИСТКА. Я приду, Вольдемар, непременно приду…

Затемнение. Всполохи света, полицейские свистки и выстрелы.

Первое действие

Явление первое

Прошло больше ста лет.

Загородный дом, возможно, на Рублевке. Зал с камином. В глубине видны прихожая и двери в комнаты. Лестница ведет на второй этаж, и там тоже комнаты. Массивный бар из красного дерева закрыт на висячий замок. В инвалидном кресле спит, храпя, мощный старик со звездой Героя Социалистического Труда на душегрейке, ноги в валенках. Рядом, на стуле, молодая женщина, с карандашом читающая журнал «Вопросы истории». Прервав занятия, она прислушивается к дыханию деда, щупает пульс и снова углубляется в журнал. Вдруг ветеран всхрапывает и, проснувшись, озирается..

БАРАБАШ. Где я?

ОКСАНА. Дома, в «Супервиллидже».

БАРАБАШ. Уф, приснится же такое!

ОКСАНА (закрывая журнал). И что же вам приснилось?

БАРАБАШ. Двадцать пятый съезд партии. Я, значит, докладываю о трудовых победах, а потом поворачиваюсь к Брежневу и говорю: «Леня…»

ОКСАНА (с иронией). Прямо так, Петр Лукич, и сказали: «Леня»?

БАРАБАШ. А что? Я его еще по Малой земле знаю.

ОКСАНА (с обидой). Скажите, зачем… ну зачем? Старый человек, а так врете!

БАРАБАШ. Я никогда не вру.

ОКСАНА. Никогда? Как не стыдно! Бои на Малой земле шли с февраля по сентябрь 1943-го. Если вы в них участвовали, вам должно быть сейчас хорошо за девяносто. А вам всего-то восемьдесят с хвостиком.

БАРАБАШ. С хвостиком? Кто тебе это сказал?

ОКСАНА. Вы, Петр Лукич, и сказали.

БАРАБАШ (смущаясь). Ну да, сказал… Это вам, бабам, свой дамский стаж лет до шестидесяти приходится скрывать, а после вам наплевать. Нам, мужикам, наплевать до шестидесяти, а потом надо примолаживаться.

ОКСАНА. Зачем?

БАРАБАШ. Для женского интереса.

ОКСАНА. И врать?

БАРАБАШ. Раньше это называли «корректировать контрольные показатели».

ОКСАНА. Вам-то зачем корректировать?

БАРАБАШ. Оксана, ты подумала над моим предложением? Я не шучу!

ОКСАНА (пожав плечами). И что же вы там Брежневу сказали, Петр Лукич?

БАРАБАШ. Сказал: так, мол, и так, дорогой Леня, мы с тобой немца одолели, страну из разрухи подняли, целину вспахали, в космос слетали, Олимпиаду провели… Пора и на покой! Пусть молодежь порулит. Стар ты стал, Леня, суперстар! Еле челюстью ворочаешь империалистам на смех.

ОКСАНА (удивленно). А он?

БАРАБАШ. Заплакал. И тут началось!

ОКСАНА. Неужели так и сказали – про челюсть?

БАРАБАШ. Конечно, не сказал. Крикнул, как все, «ура» и слез с трибуны под бурные продолжительные аплодисменты…

ОКСАНА. А если бы сказали – тогда что?

БАРАБАШ. Сняли бы с работы, из партии турнули, а может, и в дурдом упекли бы. Сбрендил, мол, боевой соратник от трудового энтузиазма.

ОКСАНА. А в результате все мы теперь живем в одном огромном дурдоме.

БАРАБАШ. И не говори, Оксаночка! Я этот сон часто вижу. Проснусь, лежу и думаю: может, и не упекли бы, а наоборот – очнулись… Иногда вся жизнь от одного верного слова зависит. Ты мне сразу-то не отказывай – подумай. И накапай поскорей! Что-то сердце жмет…

ОКСАНА. Погода. Магнитная буря. Сколько капель?

БАРАБАШ. Как обычно. И побольше!

Оксана уходит. Дед подъезжает на коляске к окну. Смотрит. Ворчит.

БАРАБАШ. Наше поколение Магнитку строило. Что нам магнитная буря!

Роняет голову, снова спит. Открывается дверь. Из комнаты на цыпочках выходит парень в кожанке. Его провожает беременная девчонка.

ВЕНЯ. Тише! Там этот… твой…

МАША-ДОЧЬ. Дед? Он все время спит. Пиквикский синдром. Венька, не уходи! Мне без тебя так плохо… Я боюсь…

ВЕНЯ. Чего? Ты же смелая! Видел я, как ты с полицаем на митинге дралась. Помнишь, что ты ему помадой на щите написала?

МАША-ДОЧЬ. Дурак ты мой, я за тебя боюсь! Понял? Сколько Дэну дали?

ВЕНЯ. Пять лет общего режима.

МАША-ДОЧЬ. Блин! Козлы! Мы тебя, конечно, будем ждать… (Кладет руку себе на живот.) Сколько надо, будем ждать, но лучше не попадайся им…