- Ты думаешь, с ними сладу не будет? - говорил он. - Напраслину говоришь. Сразу они не пошли, так поодиночке переловлю и на веревочке
поведу. И не таких прибирал к рукам. И не только я переселю на завод семьдесят человек, а и прочих выведу на другие места и дома их пожгу. Отец
Феопомпий, чего стал? Иди садись.
Дьячок, почтительно остановившийся в дверях, откашлялся в руку и, придерживая полы длинной одежды, прошел в красный угол и сел рядом с
тульским приказчиком.
- Хозяйка вам даст перекусить, - сказал Меренков, - а я пойду по деревне и поговорю с мужиками. Когда гилем <Гилем - толпой.> сходятся,
небось они задорны, а когда я с глазу на глаз с каждым поговорю, - куда и прыть их денется.
Хозяйка, в белом платке, в красной рубахе до пят, в подбитой мехом лазоревой телогрейке, показалась в дверях. Она несла деревянный поднос,
на котором стояла баклага с пенником <Пенник - крепкое хлебное вино.>, круглые пшеничные калачи, пирожки пряженые <Пряженые - жаренные на
масле.>, начиненные рыжиками и рыбьими молоками, и большие "приказные" оладьи с медом.
Хозяйка поклонилась гостям в пояс и, поставив поднос на стол, удалилась. Меренков налил три чарки; все выпили пеннику, тыча двухзубыми
вилками в закуску.
- Чтоб дело вышло удачно, - сказал Меренков, вытирая губы, и вышел из избы.
Он спустился к деревне, сопровождаемый Силантием, старостой Никитой и несколькими холопами. Силантий засунул за пояс кнут, чтобы в случае
надобности отстегать на месте дерзких против господина крестьян. Однако, окликнув несколько изб, Меренков убедился, что почти вся деревня
убежала в лес, остались только глубокие старики и хворые старухи, которые выползли на завалинки и, приставив руки к глазам, вглядывались в
приказчика, стараясь разузнать, что случилось и почему произошел такой переполох.
Тогда Меренков, еще более взбешенный и в то же время встревоженный, что начинается непослушание и бунт, вернулся обратно в усадьбу. За
скорую передачу крестьян Петр Исаич посулил ему, что без "благодарности" он не останется, а теперь придется принимать особые меры, успокаивать и
усмирять крестьян, да еще все это время щедро кормить у себя тульского гостя.
Он поднялся в свою избу, где Петр Исаич и дьячок Феопомпий усердно разделывали жареную печенку с луком.
- Нужно надежного человека послать к бунтарям, - сказал Меренков, смотря на Феопомпия. - Эти собачьи дети ушли недалеко, наверно, собрались
в роще за поскотиной и там лясы точат, как бы от господского приказа отвертеться. Отче Феопомпушка, ты бы к ним сходил, они тебе, как на духу,
все свои помыслы расскажут.
Феопомпий, опустив глаза, переплел на животе пальцы рук и вздохнул, огорченный, что ему придется оторваться от стоявшего на очереди
политого маслом пирога.
- Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых... - сказал он со вздохом, еще надеясь остаться.
Меренков тоже, видимо, понимал кое-что в церковном деле и ответил:
- А не сказано ли в книгах: "Всякая душа властем предержащим да повинуется"? Живо, живо, отче!
Феопомпий склонил голову набок, перекрестился на образа и вышел из избы.
Глава 4
МИРСКОЙ ПОВАЛЬНЫЙ СХОД
В роще за поскотиной, где свалены бревна на постройку господских хором и амбаров, сбежались на "повальный" сход пеньковские мужики.