Ласково перебирая пальцами русые волосы, я наблюдал, как она бесшумно плачет, положив голову на мои колени. Когда-то она так же приходила ко мне: делилась, обнимала, была искренней со мной, но тогда она была ребенком, а сейчас девушкой, сердце которой растоптали такие же, как я.
Отгородившись от нее, я думал, что смогу спасти ее от себя, уберечь, не разбив ее мечты. Думал, что парень, которого она встретила, в которого, быть может, не была тогда влюблена, но который ей нравился, сможет о ней позаботиться, а в итоге ее хрупкие плечики подрагивали от всхлипов, по щекам черными полосами растеклась тушь, а в глазах отражается лишь одно отчаяние. И мне стоило немалых усилий, чтобы не сорваться с места и не выбить всю дурь из этого типа. Но я держался, из последних сил держался, прижимая ее к себе.
Она не приходила ко мне несколько лет. Избегала после тех слов, которые я ей сказал, но сейчас она нуждалась во мне, и выстроенные мною стальные стены пали, стоило ей появиться на пороге моего дома. Она была словно кукла, брошенная и сломанная кукла, но невероятно прекрасная в своем воплощении. Бледная кожа, русые волосы с золотым отливом, выразительные, небесно-голубые глаза, в которые я был готов смотреть вечно. Кукла, никак иначе.
— Мне больно…мне так больно… — едва слышно вымолвила Ася, крепко сжав мою ладонь своими аккуратными пальчиками.
— Это пройдет, всегда проходит, — заверил я, стискивая челюсть от злости, что волнами находила на меня.
Как я мог ее оставить? Как я мог доверить ее кому-то другому? Нужно было к черту послать все свои принципы и потерпеть, а не отвергать ее чувства, ссылаясь на ее возраст.
— Ася, твои чувства — это детский лепет, — потрепав смотрящую на меня с нежностью девчушку по щеке, насмешливо проговорил я.
— Мне четырнадцать, Егор, четырнадцать! — насупив носик, проговорила мелкая, поправляя лямки портфеля.
— Ах, ну да, это меняет дело, — иронично ответил я, улыбаясь. — А мне всего-то двадцать.
— Чем она лучше? — рассерженно вопросила девчушка, посмотрев в сторону гостиной, где на быльце дивана покоился алый лифчик, принадлежавший моей временной девушке.
— Ничем, — искренне ответил я. — Но ты моя маленькая…
— Я люблю тебя, — выпалила Аська, преданно смотря в мои глаза.
Я высмеял ее чувства, назвав глупой девчонкой, обидев ее тем самым до слез. Я заставил мою куколку плакать.
Тогда она ошарашила меня, выбила из колеи, потому что, то, что я чувствовал к ней, было аморально. Мои желания были отвратительными. В корне неправильными. Я уже тогда ощущал то, что не должен был ощущать, потому что я фактически вырастил ее, всегда был рядом. Я любил ее как сестру, пока что-то во мне не стало меняться, и это что-то давало трещину в моем отношении к ней, заставляя меня избегать ее, чтобы не подвергаться соблазну, всякий раз находясь рядом с ней.
Сейчас же малышка подросла. И вместо несуразного подростка, я видел юную, шестнадцатилетнюю девушку, ощущая лишь то, что мои чувства не исчезли, а только усилились. И эти мысли били по голове, как кувалдой, скручивая внутренности.
— Я переспала с ним, Егор, переспала, — горько улыбнувшись, отстраненно проговорила Ася, а я стиснул зубы, чувствуя, как напряжение разлилось по моему телу. — А ведь я всегда мечтала, чтобы это был ты. Возможно, сейчас мне было бы не так гадко, — дополнила она, поднявшись, посмотрев на меня. — Впрочем, это уже неважно. Ты прости, что испортила тебе вечер. — Девушка указала в сторону незажженных свечей, красного полусладкого и заранее приготовленного ужина. — Я не хотела.
— Тебе не за что извиняться, — заверил ее я, поднимаясь с дивана. — Этот вечер был заранее обречен, а ты скорее его скрасила. Будешь, или что-то покрепче? — взяв бутылку в руки, предложил я, несколькими минутами ранее отменив встречу с новой пассией.
Хлюпнув носом, девушка посмотрела на меня и на бутылку, словно взвешивая что-то, после чего неуверенно кивнула головой, а я сделал то, что не должен был делать ни при каких обстоятельствах: предложил ей выпить со мной, зная, как быстро алкоголь подчиняет ее своей воле, зная, что она наверняка станет искать во мне утешение и я едва ли смогу отказать себе в ней.
Я наполнил бокалы наполовину, и вновь сел рядом с ней, тут же напрягшись, как только Ася облокотилась об меня и тесно прижалась. Цветочный аромат ее духов заставлял жадно вбирать в себя воздух, упиваться им, что я и делал, старательно скрывая наслаждение, сравнимое с наваждением.
Что ты делаешь со мной, Ася? Зачем ты снова переворачиваешь мою жизнь верх дном? Я ведь только перестал следить за тобой. Только перестал интересоваться твоими буднями. Только перестал засыпать и просыпаться с мыслями о тебе: фарфоровой куколке, которую так легко сломать.
— Она красивая? — прозвучал сбивший меня с толку вопрос и я, нахмурившись, посмотрел на девушку с заплаканным лицом, покрытым черными разводами от туши.
— Кто? — вопросом на вопрос ответил я, подушечками пальцев попытавшись вытереть ее щеки.
— Девушка, с которой у тебя было назначено свидание, — едва заметно дрожа от моих прикосновений, проговорила Ася.
— Да, — коротко произнес я.
— Ты мог не впускать меня, — отвернувшись, пробормотала девчонка, а мне захотелось ее встряхнуть, чтобы она даже думать не смела об этом.
Я фыркнул, осушив залпом бокал, и поднялся, дернув девушку за руку на себя так, чтобы она рывком поравнялась со мной, отметив, что она даже глотка со своего бокала не сделала, отставив его на журнальный столик.
— Егор? — непонимающе произнесла Ася, а я потащил ее за собой в ванную, ощущая неимоверное желание смыть эти потеки с ее прекрасного лица.
Развернув ее к себе, словно маленькую марионетку, которая подчинялась каждому слову, я приподнял ее и усадил на стиральную машину, проигнорировав немой вопрос, застывший в ее не лишенных испуга глазах. Намочив кончик мягкого полотенца теплой водой, я вновь вернул свое внимание девушке, которая заерзала на месте, блюдцами смотря на меня.
Она не двигалась, пока я бережно вытирал потекшую тушь с ее щек, подбородка. Не двигалась, когда я словно случайно провел по ее губам подушечками пальцев. Не двигалась, когда я фактически вплотную прижался к ней, ощущая скручивающийся клубок тепла внизу живота, будучи едва ли не прижатым к ней пахом.
Опасно. Слишком опасно вот так прикасаться к ней. Так ярко чувствовать ее дыхание на своей коже, создавая мнимую сосредоточенность на том, чтобы и грамма туши не оставить на ее лице.
Кажется, я уже изучил каждую пору, но продолжал усердно что-то вытирать, пока она едва уловимым жестом потянулась ко мне и запечатлела беглый поцелуй на моих губах. Такой волнующий и легкий. Такой невинный, но разрушающий. Такой желанный и такой запретный.
Крайность на крайности, что граничит с практически ощутимой болью и где-то там криками здравого рассудка, от которого уклоняется все твое естество, рьяно желая эту девочку, которая с неподдельным трепетом и страхом смотрит в твои затуманенные глаза.
— Ася, — даже мне кажется мой голос жалким, таким несвойственным мне, что хочется ударить обухом себя по голове, дабы включить разум. — Не стоит, — вновь та же интонация, которая словно кричит о том, что стоит, мать его, стоит!
Ты же хочешь ее. Так давно хочешь. Мечтаешь о том, чтобы оказаться в ней: такой тугой, влажной и всей твоей. Хочешь ощутить ее сбивчивое дыхание. Хочешь касаться губами ее пылающей кожи и жадно вдыхать запах ее тела, потому что в мире нет ничего совершенней, потому что она идеальна для тебя.
Каждая девушка, с который ты спал — фальшь, подделка. Каждая чем-то похожа на нее, но в то же время чертовски не похожа. И это тебя злило. Злило то, что ты не можешь найти ей замену. Не можешь подобрать ту, которая смогла бы занять твои мысли, что ускользают и возвращаются к ней — девочке, которая улыбается, целуя тебя. Девочке, которая искренне смеется над твоими шутками и неважно, что половина из них содержит весьма специфический юмор. Девочке, которая перебинтовывала твои разбитые конечности, когда ты в очередной раз подрался с кем-то во дворе, не шарахаясь от вида крови.