Окреп ли он, или персидская роскошь его
изнежила? Умеет ли он, как раньше, владеть мечом? А сколько хороших приемов боя я ему показал! Один отличный прием он долго старался выучить:
обманный удар по голове, затем по плечу, опять по голове, перенос удара под правую руку и, когда противник открылся, - сразу выпад всем телом в
горло - рукояткой вверх, острием вниз, чтобы меч вонзился в отверстие между шлемом и панцирем... Этот прием называется "молния пятого удара".
Александр долго упражнялся, пока добился отчетливости этого удара... А вот, кажется, идут...
- Узнаешь ли ты его?
- Я-то его не узнаю! Шутник ты!
Пестрая, расшитая шелками занавеска, закрывавшая дверь, распахнулась под рукой толстого евнуха, который упал на колени и застыл в
раболепной позе.
Все замолкли и выпрямились. Воин в начищенном до блеска панцире и шлеме, закрывающем все лицо, с сверкающими сквозь прорези шлема глазами
вошел тяжелой поступью и стал около двери. Копье с широким отточенным лезвием опустилось к ноге и замерло. Стремительной походкой вошли четверо.
Все они были приблизительно одного возраста, в расцвете сил и молодости, и до странности походили друг на друга. Белые гиматии с несмятыми
выглаженными складками были по афинскому обычаю обернуты вокруг тела, и концы их перекинуты через левое плечо. Лица тщательно выбриты, волосы,
слегка завитые, волнистыми кудрями спускались по сторонам лица, не достигая плеч. У всех четверых были мускулистые шеи и необычайно развитые
мышцы обнаженной правой руки. Шнурованные сапоги до колей, так же как и гиматии, были афинского покроя.
Никомандр, сделав невольно движение, чтобы броситься вперед, остановился, удивленно раскрыв глаза.
Афинские послы и карфагенянин низко наклонились, протянув вперед руку. Несколько знатных персов в пурпурных одеждах, затканных лиловыми
цветами, упали на пол, целуя ковер, и застыли в позе беспредельной преданности.
Все четверо вошедших несколько мгновений стояли, равнодушно оглядывая присутствующих. Один из четверых, бывший немного ниже ростом, сказал:
- Никомандр, что же ты не приветствуешь меня?
- Да ты ли это, базилевс Александр? Или у меня от радости в глазах двоится, но я перед собою вижу четырех Александров!
По лицу говорившего скользнула чуть заметная улыбка, и, обращаясь ко всем, он сказал общее приветствие:
- Хайретэ!
Никомандр стоял неподвижно, пристально всматриваясь. На знакомом мужественном лице с прямой линией лба и носа и женственным ртом,
изогнутым, как лук Эрота <Э р о т - бог любви, изображавшийся греками в виде мальчика с маленьким изогнутым луком и стрелами.>, появились
резкие, суровые морщины. Но не это поразило его. На него смотрели неподвижные, стеклянные глаза, холодные и непроницаемые. "Этот человек может
так же спокойно приласкать, как и раздавить меня", - подумал Никомандр. Глубокая пропасть легла между прежним веселым, стремительным юношей,
которого во время уроков он бил по плечам концом тупого меча, и этим самоуверенным, равнодушным человеком, прошедшим полмира, оставляя за собой
бесчисленные развалины и реки слез и горя.
Никомандр смущенно бросился навстречу Александру. Тот позволил поцеловать себя в щеку и сам сделал движение губами, точно целовал бывшего
учителя.
Старый толстый евнух в пестрой одежде поставил на лиловом ковре белый складной стул.