Александр сел, расставив ноги в шнурованных красных
сапогах; голые колени были сильно загорелыми.
Не обращая внимания на остальных, Александр обратился к Никомандру:
- Находишь ли ты, что твой ученик хорошо дрался? Слышал ли ты. сидя в своем домике под каштанами, о походах непобедимого Александра?
Никомандр смущенно засмеялся, рука по привычке дернулась, чтобы потрепать ученика по плечу, но он ее удержал.
- Как же не слышал! Теперь в Пелле только и говорят о том, как сражается наш молодой базилевс: не хуже быстроногого славного Ахиллеса.
Один из присутствующих воскликнул:
- Не только как Ахиллес - базилевс далеко превзошел своего предка!
Базилевса можно сравнить только с непобедимым божественным Гераклом.
Другой голос перебил:
- Что такое подвиги Геракла! Он много ходил по свету, но особой пользы отечеству не принес. А наш базилевс присоединил целые государства
варваров и заставил их почитать эллинских богов.
Александр вскочил и порывисто прошелся по комнате:
- Верно! Я хочу проникнуть еще дальше, чем ходил Геракл! Я проведу мои войска до конца вселенной, где неведомые пустыни заселены
необычайными дикарями, где море омывает последний берег земли и где никто уже не осмелится встать на моем пути.
- Ты победишь, ты всюду пройдешь! - воскликнули голоса.
- А что говорят в Афинах? Был ли ты в этом болтливом, тщеславном городе?
- По пути наш корабль заходил в Пирей <П и р е й - гавань Афин.>, - сказал Никомандр, - и я посетил Афины. В этот день там распространился
слух, что будто бы ты умер в далекой Персии. Все ораторы закудахтали, как встревоженные куры, и народ побежал на агору <А г о р а - площадь в
Афинах, где происходили народные собрания.>. Там болтуны стали произносить хвастливые речи, требуя немедленно объявить войну Македонии. Только
один Фокион <Ф о к и о н - афинский оратор.> успокоил шумевшую толпу, сказав: "Зачем торопиться с объявлением войны? Подождем.
Если Александр мертв, то он будет мертв и завтра и в следующие дни. Сперва нужно проверить такой слух, а затем уже объявлять войну".
- Александр жив и будет жить всегда! - раздались голоса.
- О, я еще покажу мою волю этому коварному и болтливому городу! Хотя нас разделяют от Эллады пятьсот парасангов <П а р а с а н г - мера
длины, немного больше пяти километров.>, придет время, я заставлю тщеславных афинян почувствовать весь ужас моего гнева.
Никомандр достал из складок гиматия кожаную трубку с висевшими на шнурках печатями и почтительно поднял ее перед собой:
- Письмо от царицы эпирской Олимпиады!
Александр схватил свиток. Мрачная тень пробежала по его красивому лицу. Изогнутые брови сдвинулись.
- Слава и благополучие царице Эпира! - сказал он задумчиво. - Ты мне расскажешь сегодня попозже все, что происходит дома. Гефестион,
сохрани это письмо.
Товарищ детства Александра - Гефестион, несколько выше его ростом, с красивым спокойным лицом, взял кожаную трубку двумя руками, как
драгоценность, прикоснулся к ней губами и отступил назад.
Отвернувшись от Никомандра, базилевс быстро подошел к карфагенскому послу и, глядя в упор, сказал:
- Ты приехал по своей воле, или тебя отправило твое государство?
Карфагенянин развел руками:
- Если я буду иметь успех в моих переговорах, то, значит, я послан от моих граждан.