Автомобильная колонна остановилась у ближайшего дома, возле которого стояла темноволосая женщина и зябко куталась в платок.
Из легковой машины выскочил маленький толстяк и, перескочив через лужу, крикнул:
– Здравствуйте! Мы с вами говорили по телефону!
– Иван Иванович Пилютик? Помощник режиссера? – Женщина приветливо улыбнулась. – Мы ждем вас. Но где же Надежда Ефимовна?
Пилютик обернулся к машине и распахнул заднюю дверцу. Оттуда тяжело вылезла женщина лет шестидесяти, одетая в русский сарафан и платок поверх вышитого повойника. Иван Иванович услужливо накинул на ее плечи тулуп.
– Знакомьтесь, Надежда Ефимовна Бирюкова, народная артистка России. А это Елизавета Петровна, директор пансионата, – представил он женщин друг другу.
Елизавета Петровна улыбнулась и спустилась с крыльца:
– Рада знакомству!
– Взаимно, – ответила Бирюкова. Она выглядела утомленной.
– Как доехали? – заботливо поинтересовалась директриса, было заметно, что ей льстит это знакомство.
Актриса же, напротив, была не расположена к разговорам:
– Мне нужно в ванную.
– Прошу, в доме все приготовлено. – Елизавета Петровна отступила и указала на дверь. – Ваша комната – первая справа.
– Что значит комната? – Поднявшись на крыльцо, Бирюкова остановилась. – Мне обещали отдельный номер.
– У нас нет номеров. У нас избы. Ваша – десятая.
– Куда ты меня привез? – Бирюкова сердито развернулась к Пилютику.
– На сто километров вокруг нет ни одного приличного отеля, – ответил помощник режиссера. – Это лучший вариант.
– Тогда едем в Москву!
– До Москвы – пять часов пути. Не вы ли торопили меня?
– Черт с тобой! – сказала народная артистка и вошла в дом.
Елизавета Петровна вопросительно взглянула на Пилютика. Он объяснил:
– Представьте: последний съемочный день в экспедиции. Режимные съемки в лесу, и вдруг гаснет свет. Виктор Карлович, режиссер фильма, кричит на бригадира осветителей, тот бежит к инженеру, инженер – к «лихтвагену». Далее – бесконечно длинная пауза. Вы не представляете, что мне пришлось пережить за эти сорок минут! Актеры – склочный народец, набились в костюмерный автобус, бранятся. Водитель включил печку, а та возьми да сломайся. Сорок минут в темноте, в холоде, посреди леса. Кому-то может показаться, что это не так уж и долго. Но для меня эти сорок минут длились целую вечность.
– Вам нужно было просто уехать.
Пилютик грустно скривился:
– Мы должны были вернуться сегодня в Москву. Если бы не последняя сцена, которую не успели доснять. Три минуты экранного времени. – Он глубоко вздохнул. – Злой рок судьбы!
– Надо же…
– В конце концов инженер объявил о неисправности генератора. Режиссер крикнул: «Сделай хоть что-нибудь!» Но инженер только руками развел. Здесь, говорит, нужен сложный ремонт.
– И, что же вы?
– Дело не во мне… Съемки, естественно, свернули. Статисты в гриме и костюмах мерзнут в автобусе. Народная артистка Бирюкова, пара заслуженных и главная героиня – ждут в автомобилях. Ни переодеться, ни, пардон, в туалет…
– Теперь понимаю. – Елизавета Петровна опустила глаза. – В таком случае мы должны поспешить. Сколько у вас людей?
– Вместе с техперсоналом – шестнадцать. Из них трое женщин.
– Что же вы сразу не сказали? – всплеснула руками директриса. – Я-то думала, что из женщин только Бирюкова.
– Народная любимица. При упоминании ее имени посторонние люди всегда принимают нужные решения.
– Мы в любом случае разместим ваших людей. Где остальные дамы?
– Прошу! – Пилютик открыл заднюю дверцу.
Из салона автомобиля показалась нога в мягком коричневом сапоге, перехваченном у щиколотки тонким ремнем. После чего на землю опустилась вторая нога, и наконец появилась высокая стройная женщина. Помимо сапог, на ней были кожаные штаны и подбитая мехом кацавейка. На голове – кожаный шлем.
Пилютик закашлялся и галантно ее представил:
– Лионелла Баландовская.
Елизавета Петровна заулыбалась:
– Как же, как же! «Останься, если любишь», «Верх по течению», «Красивая девочка»…
– Знаете мою фильмографию? – удивилась Лионелла.
– Мне нравятся все ваши фильмы!
– Их было немного…
– Зато какие!
– Довольно любезностей, мои драгоценные, – прервал их Пилютик. – Нам еще мужчин размещать… – Внезапно его голос перекрыл громоподобный раскат, и в черном небе выросла кроваво-красная хризантема. – Что это?!
– Фейерверк! Бояре гуляют! – ответила Елизавета Петровна.
– Кто?!
– На том берегу озера. – Для пущей убедительности директриса помахала рукой. – Во дворце Тихвина!
– Не тот ли это Тихвин?.. – начал Пилютик.
– Хозяин химкомбината, – закивала она.
– Слышал, но лично с ним не знаком.
Пока все трое смотрели в небо, из машины выбралась еще одна женщина.
– Иван Иваныч, мне нужно в туалет…
– Тамара, наш костюмер, – коротко представил ее Пилютик.
– Прошу вас. – Елизавета Петровна указала на дом. – Туалет – четвертая дверь по коридору налево. Третья дверь ведет в вашу комнату.
Костюмерша вошла в дом. На небе между тем взрывались и вырастали все новые огненные цветы.
– В поместье какой-нибудь праздник? – предположила Лионелла.
– Нет, просто пятница, – ответила Елизавета Петровна.
– Что, простите?
– Мы здесь уже привыкли к этой пальбе. Каждую пятницу, субботу и воскресенье гуляют. Потом – тишина.
– Прошу меня извинить. – Лионелла забрала из багажника дорожную сумку. – Я очень устала.
– Вторая дверь направо, – сказала директриса, и Лионелла ушла.
– Ну что же. – Пилютик по-деловому потер руки. – Будем размещать остальных.
– У меня свободны три восьмиместных дома, – сказала Елизавета Петровна.
– Этого вполне достаточно, – одобрил Пилютик и, прежде чем сесть в машину, спросил: – Поблизости есть автосервис?
– У вас сломалась машина?
– Как я говорил – у нас полетел генератор. Режиссер распорядился: кровь из носу, но завтра «лихтваген» должен работать.
Елизавета Петровна кивнула:
– Все ясно. Он хочет отснять последнюю сцену.
– Мы все будем ждать, пока наладят «лихтваген». Впрочем, вы не ответили на вопрос. Есть поблизости сервис?
– Утром вам покажут дорогу. – Елизавета Петровна села в машину. – А теперь поехали к свободным домам. Как только заселим ваших людей, я покажу, где припарковать фургон и автобус.
* * *
Комната Лионеллы Баландовской оказалась уютной и вполне деревенской: беленые стены, крепкая дубовая кровать, стол, накрытый вышитой скатертью, пара кресел и темная этажерка, уставленная милыми безделушками.
Не мешкая ни минуты, Лионелла скинула с себя пропотевший костюм, надела халат и вышла в коридор в поисках душа. Дважды ошиблась дверью и, наконец отыскав душевую, всецело отдалась умиротворяющим горячим струям воды.
В комнату она вернулась полная сил, немного повалялась в постели и поняла, что вовсе не хочет спать. Была половина одиннадцатого. Лионелла никогда не ложилась спать в это время, даже если сильно уставала.
Она поднялась с постели, откинула ажурную занавеску и вгляделась в темноту за окном. Представив, что где-то там плещется озеро, которого она, быть может, никогда не увидит, Лионелла стала одеваться и через несколько минут вышла из дома. Она отправилась в ту сторону, где, по ее мнению, находилась вода.
Озеро оказалось ближе, чем ожидалось. Береговая линия в темноте едва угадывалась, и только масляный блеск волны обнаруживал поверхность воды.
На противоположном берегу озера, вдалеке, мерцали огни и звучала музыка. Пошел мелкий дождь, боковой ветер сделал его секущим. Не получив и малой доли тех впечатлений, на которые рассчитывала, Лионелла прогулялась вдоль берега, но, промочив ноги, свернула к березовой роще. Чтобы сократить дорогу к пансионату, пошла напрямик, но уже через минуту в темноте заблудилась.