Конец кнута разорвал мой мозг, ворвавшись в него яркой вспышкой. Я откинул назад голову. Второй удар уже пришелся с другой стороны. Первые слезы покатились по щекам. Скоро… вот-вот… Мастер, видно и сам это понял. Удары стали сильнее и практически без перерыва. Он умело лавировал вокруг меня, принося боль с разных сторон. Бетонный пол под моими ногами будто плавился. К горлу подступил комок. Первые всхлипы…. Постепенно переходящие в крик, смешанный со слезами. Вот оно! Хочется выть и рвать все то, что находится под руками. Не выдержав, я одним движением выпутался из петель и упал, упираясь лбом в грязный пол. Тут же на своей шее я почувствовал кожу. Гибкий кнут сдавил её, не давая кислороду доступ. А меня все выворачивало и выворачиволо эмоциональной рвотой. И этот кнут на шее… он был как дополнение, символизирующее мой мир, приносящий только разочарование.
Мне уже было все равно на всех и все, на лице пребывала блаженная улыбка. Я почувствовал, как Верхний осторожно освобождает мою шею и подхватывает меня на руки. Он нашел какой-то стул в углу сцены и уселся на него, не выпуская меня, укачивая и успокаивая. А ко мне пришла вторая волна, и я вновь завыл.
— Боже, какой ты сладкий, отзывчивый, — шептал он. — Давно я такого не видел. Очень.
***
К шести часам народу в кафе прибавилось, что немного отвлекло от насущных мыслей. Разгоряченная толпа, видно, пришла перекусить, после предновогоднего марафона по магазинам. Я лениво оглядел стайку девушек и вновь уткнулся в практически уже пустую чашку. Остатки кофе плескались на дне.
После того вечера мы разошлись и больше не встречались. Сессии мне хватило на несколько недель, а потом все закрутилось по-новому. Постепенно организм начал требовать разрядки. Я стал менее усидчивым и более эмоциональным. На работе часто ругался, стали поговаривать, что меня пора выводить в люди только в наморднике. Но я ничего не мог с собой поделать. Наступил Голод. В клуб я стал наведываться чаще. Когда это приходилось на публичные экшны, я еле мог усидеть на стуле. Мои глаза горели, а тело чувствовало чужие ощущения как свои. Звуки ударов отдавались набатом по оголенным нервам, заставляя непроизвольно выгибаться под пустоту. Вот тогда я и возненавидел себя. Возненавидел Тему. Возненавидел свое тело и душу.
— У Вас свободно? — осведомился чистый мужской голос.
Я медленно оторвал взгляд от падающего снега за окном и посмотрел на того, кто прервал мои мысли. Мужчина стоял возле моего столика и смотрел в упор на меня. Одет он был в обычные темные джинсы и серую толстовку с капюшоном на шнурке. А вот ноги обуты в зимние берцы. Его зеленые глаза были печальны, и в их уголках затерялась сетка мимических морщин. На вид ему было лет тридцать семь-восемь. Двумя ладонями он держал чашку, копию моей. Я молча кивнул на свободное место напротив и вновь уткнулся в заснеженный пейзаж за окном, погружаясь в свои невеселые мысли.
И дело было даже не в том, что со мной не хотели. О, после той сессии я пользовался успехом у садистов. Организатор вечера конечно же растрепал о том, кто был в роли нижнего, но почему-то умолчал о том, кто был в роли Верхнего. Хотя, знающие люди все равно смогли идентифицировать его личность по технике работы. Я никого не хотел, не желал так сильно, как того Мастера. Но попроситься на еще одну сессию у меня не хватило решимости.
— Не грустите.
Меня порядком уже стала раздражать навязчивость постороннего. Я резко повернул голову в его сторону, но мой взгляд за что-то зацепился… На пустом столе, не застеленном скатертью, не считая салфетницы, перечницы и солонки, красовался… большой круглый апельсин.
— Держите, — мужчина осторожно пододвинул фрукт ко мне ближе и искренне улыбнулся.
Такого даже обижать не хотелось. И я… взял.
— Вам плохо?
— А Вы психолог? — тихо, но не без раздражения спросил я.
— Да, — его голос так и оставался спокойным, будто он разговаривал с буйным подростком. — Может, я смогу Вам чем-то помочь?
— Вряд ли, — пожал плечами и прямо посмотрел в его тоскливые глаза.
Интересно, а почему он грустит?
— Может, Вы сами поделитесь тем, что случилось у Вас?
— Хм… можно сказать, я обрел глоток воздуха в пропахшем духами помещении, а потом этот глоток потерял.
— Странная аллегория.
— Может, теперь поделитесь Вы?
Я задумался, прикусив большой палец.
— А я потерял человека. Точнее, не потерял… я боюсь этого человека. Боюсь попросить его доставить мне те чувства, которые он уже доставлял.
— Странно… у меня такая же история… — задумчиво сказал мужчина. — Вы гетеро?
— К чему такой вопрос?
— Интерес, поддергиваемый любопытством.
— Вас, наверное, на этот вопрос натолкнула моя внешность?
— Нет, — мужчина отрицательно мотнул головой. — Просто как психолог, я смог уловить Вашу нестандартность. Мне теперь интересно, в чем она заключается.
— Лучше Вам этого не знать, — тяжело выдохнул я. — Да, я –гей. А Вы?
— Тоже.
Самое важное то, что с незнакомцем оказалось интересно. Беседа лилась плавно и без пауз. С ним я почувствовал некое облегчение. Ему удалось немного вывести меня из анабиозного состояния. Пусть мы и разговаривали на ничего не значащие темы, пусть я умолчал о своей тайной жизни, но от общения с этим человеком я получал удовольствие.
— Извините, мы закрываемся, — эта фраза была вылита на нас как ушат холодной воды.
Посмотрев друг на друга, мы поняли, что нам пока ещё рано расставаться.
— У меня тут квартира недалеко, может, выпьем пива? — слова психолога имели интонационную надежду.
— Как Вас зовут?
— Илья.
— Я Христофор, — протянул руку для пожатия. — Давайте перейдем на «ты».
— Согласен. Так как на счет пива?
— Согласен, — улыбнулся я в ответ.
***
Это было похоже на притяжение разных полюсов. Пока мы шли по морозному воздуху, ничего не предвещало изменений в поведении. Но как только переступили порог квартиры… Илья сбросил большой рюкзак с плеч и уверено прижал меня к стене, выбивая дух. Замер. Я поднял на него глаза и… утонул. Его зрачки бегали, оглядывая мое лицо, а ладони крепко держали за плечи.
— Я хочу тебя… но боюсь, — уверенно заявил Илья.
— Чего боишься, — я облизал сухие губы.
— Боюсь, что ты откажешь, боюсь причинить ненароком боль. У меня были немного… кхм… странные партнеры до тебя… особенные.
Я улыбнулся про себя. Он еще не знает, с какими тараканами я сюда пришел. Нельзя! Нельзя ломать ванильных! Не смей, Христофор!
Недолго думая, я потянулся вперед и накрыл его губы своими губами.
— Не бойся, — прошептал я. — Сам боюсь…
И завертелось. Я с остервенением позволял терзать свой рот, иногда и сам, перегибая палку, чувствуя вкус чужой крови. От обнаженных тел искрило страстью друг к другу. Откуда появилось это в малознакомых людях, неподкрепленных алкоголем? В полутьме однокомнатной квартиры особо развернуться было негде. Поэтому мы, не разрывая поцелуя, доползли до разобранного дивана в гостиной и повалились на него. Водоворот чувств нахлынул и потопил мое сознание. Не разрывая поцелуя, который превратился из жесткого и голодного — в мягкий, Илья принялся ловко меня подготавливать. Попутно он оставлял влажные дорожки от языка на шее, ключицах и впалом животе. Я скулил и подавался вперед, изгибаясь, как дикий кот. Мое ненасытное до ласк тело просило большего. Что-то очень внушительных размеров резко и до упора вошло в меня. Я вскрикнул от внезапной вспышки боли.
— Прости… прости… — нервно зашептал Илья. — Я… просто… просто прости… привык так…извини.
— Заткнись уже и трахай, — уведомил я этого извиняльщика, который так упорно сейчас обламывал кайф.
Секс был жестким, потребительским, с болью и стонами и… охуенным!
***
Утром я еле разлепил глаза. На улице ярко светило солнце. Мороз, наверное. Подошел как был голый к окну и прищурился от режущей глаза белизны. Через некоторое время ко мне присоединилось еще одно такое же голое тело. Мы молча закурили. Никто не хотел обсуждать вчерашнее.