Мужик недовольно прищурился, когда я убрала деньги обратно в кошелек. А ты как хотел? Докажи потом, что платила! В честность людей я не верила.
К вечеру в трактире собрались те, кому не хватало денег для приличного ночлега. Под зорким взглядом трактирщика сдвинули столы, уложили набитые соломой тюфяки. Такие же кинули на пол – хозяин использовал возможность по полной.
Мне досталось место в уголочке. Я свернулась на вонючем матрасе, с головой укрылась плащом и заснула.
Боль. Оранжево-красная, как огонь, пожирающая родной дом, и такая же невыносимая. Сколько она длится? День? Год? Столетие?
Открыть глаза и оглядеться нет сил. Мысли словно превратились в раскаленные угли и выжигают голову изнутри. Звуки вонзаются в уши железными иглами.
Но осмотреться все-таки надо. Приоткрываю глаза. И слепну от яркого света.
Зрение медленно возвращается. Вверху мной – толстые ветки незнакомых деревьев. Они переплетаются высоко-высоко, так плотно, что скрывают небо.
Бесконечно долгие дни, а может, годы, я развлекаюсь, наблюдая, как качает их ветер, и дождевые капли, не в силах сразу преодолеть преграду, собираются на листьях в прозрачную лужицу и упругими струйками срываются вниз.
Иногда мне везет. Они попадают прямо на пересохшие губы, и можно их слизнуть. Сама поймать струю я не могу. Поэтому даже в дождь приходится довольствоваться тем, что водяная пыль просто оседает на теле. Но это не важно. В этом мире деревьев вообще нет ничего важного.
Время идет, и думать уже не больно. Я вдруг понимаю, что листья зеленые, воздух – теплый и свежий, а лежать на земле мягко и уютно.
Осознаю это, и тогда начинаю вспоминать.
Улла. Мое имя. Улла из рода Орвов, Хозяйка Замка-на-Скале. Чтобы осмыслить, уходит немало времени. Но это не имеет значения. Впереди – вечность.
Постепенно из глубин измученной памяти выплывает крик. Брат пытается предупредить об опасности. Тело действует прежде, чем полусонный мозг – распахнутые крылья сметают нападающих, я слышу, как ломаются кости. В нос ударяет запах крови, я ощущаю её капли на лице. Она пахнет железом, и так хочется слизать алые подтеки с пальцев. Но сил не хватает – вчерашняя битва выжала до капли. Сквозь крики боли я слышу непонятный, жуткий звук и…
Просыпаюсь здесь.
Вокруг ничего, кроме растений. Смену дня узнаю по свету. Утром он нежный, мягкий, как кожа новорожденного. Днем – приобретает зеленый оттенок листвы, сквозь которую просачивается. Сумерки наступают быстро, очертания веток растворяются в темноте, и до рассвета я ничего не вижу, ощущая жизнь только слухом.
В один из бесконечных дней мне удалось слегка повернуть голову. Чуть-чуть приподнять руку. Оглядеться.
У меня нет кожи. Вместо неё – кровавая корка, покрывающая обрывки мяса. Малейшее движение – и коричневый покров рассекает сеть трещин, из которых начинает сочиться влага.
И я терпеливо лежу, овеваемая ветром, омываемая дождем. Жду, когда восстановятся мышцы, нарастет кожа и немного утихнет боль.
Наконец, это происходит. Я поднимаюсь, опираясь на ствол давшего мне приют дерева. Встаю тяжело, цепляясь за кору, царапая молодую кожу и сдирая зародыши ногтей. Не обращая внимания ни на слабость, ни на головокружение. Запрещаю себе думать о том, что нахожусь голая в незнакомом лесу. Все после. Сейчас нужно выпрямиться. И поесть.
Но неприятный сюрприз кидает меня обратно на землю. Я не чувствую окружающего! Кто из зверей или людей находится поблизости? Кто станет моей добычей? И кто опасен для меня самой?
Это плохо. От голода не умру, но чтобы двигаться, нужны силы. Проваляться тут вечность я не могу себе позволить. Меня ждет Замок-на-Скале. Я должна вернуться, иначе Договор будет нарушен!
При мысли об этом в глазах потемнело. Я словно провалилась в пропасть, ужас криком вырвался из груди, заставляя проснуться.
Я кричала только во сне. Наяву – не издала ни звука. И страх остался там, по ту сторону яви. Дыхание не сбито, и сердце бьется ровно, отмеряя ритм моей жизни. До утра далеко, надо постараться уснуть.
Духота мешала. Дверь в таверну заперта, окна тоже замурованы. Вокруг – десятки сопящих и храпящих тел. Сосед чешется во сне – в тюфяках полно вшей и блох. Мне они не досаждают, чуют. А вот вонь терпеть тяжело. Похоже, тут собрались ярые противники мытья.
Заснуть не получилось. Уже по привычке пытаюсь найти нити, почуять мощь Замка. Бесполезно. Так же, как и тогда, под деревом…
День сменился ночью, а я, скорчившись среди корней, отчаянно ищу связь с Замком. Без нитей, которые протянулись между нами подобно пуповине, я беспомощней младенца. За годы, проведенный в Замке-на-Скале я отвыкла жить сама, забыла, что значит быть просто человеком.
Усилия вымотали, но оказались бесполезными. Вокруг – пустой мир. Чтобы наполнить его жизнью, надо вернуться.
Отныне лежать и ничего не делать – непозволительная роскошь. Раз за разом пытаюсь встать, и падаю, едва руки перестают обхватывать дерево.
Наверно, я должна была возненавидеть этого древнего великана. Землю, ставшую вдруг жесткой и каменистой. Свое тело, такое беспомощное и слабое. Но я не умею ненавидеть. В этом – мое проклятие. И спасение. Потому что отчаиваться я не умею тоже.
Я поняла причину падений. У меня нет сил. Обычных, человеческих. Обязательно нужно поесть. Но встать я не могу.
Ближайшее гниющее дерево нашлось на расстоянии вытянутой руки. Там, под корой, живут толстые белые личинки. Они лопаются во рту вязкой, пресной жижей. Даже силы на жевание тратить не надо, только глотать. Трапеза длится долго, но голод утихомиривается. Теперь – спать.
Утром я ем змею. Она обвилась вокруг запястья, когда я шарила в траве в поисках щепки. От укуса распухла рука, но это не большая плата за нежное, сочащееся кровью мясо.
Силы прибавлялись, и охотничьи угодья стали шире.
Когда-то отцовский егерь учил нас с братом ставить тенета. Не благородная охота, но теперь наука пригодилась.
Первого кролика я ем сырым, а шкуркой обматываю ноги. Хоть раны и заживают за одну ночь, а так удобнее. Одежду заменяют пучки папоротника, связанные травой. Оборачиваю юбку вокруг пояса. Ужасно. Только вот стыдно мне не бывает.
Ручей нахожу по звериным тропам. От ледяной воды ломит зубы, но я все же решаю искупаться. Скидываю травяной наряд и ложусь в звенящий поток.
Кожа покрывается мурашками. Я закрываю глаза и позволяю воде запустить тонкие пальцы в волосы. И только искупавшись, понимаю, насколько плохо без нитей…
Прямо надо мной стоял охотник. Удивленный и… Исходящие от него волны похоти чувствовались издалека. Стало жарко и капли воды на теле тут же испарились, сменившись испариной. А внутри, в том месте, где сходятся ребра, заворочался Голод. И чем желаннее я была для мужчины, тем сильнее – боль.
Увы, сейчас, без помощи Замка, унять её можно было только одним способом. То, что охотник не ждал нападения, сыграло на руку. А убивать я умела. Но никогда прежде я не делала это с помощью высохшего до каменной крепости острого сучка. Самым сложным оказалось пробить сонную артерию одним ударом.
Охотник падает, двумя руками зажимая рану. Я отскакиваю, чтобы не достал в агонии, и смотрю, как извивается на земле человек. Из него алым ручьем вытекает жизнь, и похоть сменилась страхом. Холодным, липким… А еще есть недоверие. Почему-то люди никогда не верят, что уже – конец.
Они боятся смерти. И их ужас, когда она все-таки заглядывает им в глаза, сладок. Пьянит, как старый, хорошо настоявшийся мед. Но выпить его я не могу – мужчина, даже смертельно раненый, все еще сильнее меня.
Голод. Ноги подгибаются, хочется упасть на землю и, прижав к животу колени, выть от боли.