«Ну, понятное дело, моего мнения о новых обязанностях спросить не удосужились, – разозлившись, подумала Лена, занимая место за столом секретаря в приемной. – Конечно, чего церемониться с родной-то дочерью! И совершенно неважно, что у меня сегодня в три часа заседание суда. Ну, в таком случае свой традиционный чай в четыре сама себе делать будешь!»
Последнее относилось к матери лично, но вслух, конечно же, произнесено не было. Наталья Ивановна же царственной походкой прошла мимо дочери и захлопнула за собой двери кабинета, однако через пару минут зажужжал интерком:
– Принеси мне выписку по делу Карева.
«Хорошо бы еще знать, что это за дело и какая выписка», – успела подумать Лена, лихорадочно роясь в стопке бумаг на правой стороне стола. Увидев наконец на одной из них искомую фамилию, она с облегчением выдохнула и направилась в кабинет.
– Спасибо, положи на стол, – не отрываясь от чтения какой-то бумаги, произнесла мать.
– Могла бы предупредить, что сажаешь в приемную, – не сдержалась Лена. – У меня заседание в три.
– Ничего, успеешь. Если не смогла ничего придумать до сегодняшнего дня, то пара часов точно ничего уже не изменят.
– Зачем ты так со мной?
– Как? – по-прежнему не отрываясь от чтения, спросила Наталья Ивановна.
– Ты ведешь себя со мной как со стажером, пришедшим после университета. Я вообще-то в прокуратуре больше десяти лет отработала.
– Ну, здесь тебе не прокуратура, и погоны твои никого не впечатляют. Адвокатура – совершенно иное дело, требующее абсолютно другого подхода.
– И что – я где-то ошиблась, сделала что-то не так?
– Пока нет.
– А, то есть – ты превентивно меня унижаешь? Для науки и на будущее?
– Во-первых, смени тон, – ледяным голосом посоветовала Наталья Ивановна. – Во-вторых, я сразу предупреждала, что никаких поблажек и ссылок на родственные связи тебе здесь не будет. В-третьих, я не могу посадить в приемную адвокатов, ведущих по пять-восемь дел, а у тебя их сейчас всего три, так что все справедливо, не находишь?
– Ты могла хотя бы позвонить мне вчера, ведь Ирина Витальевна наверняка с тобой говорила не с утра, это просто не в ее привычках.
– Это что-то изменило бы?
– Я бы просмотрела материалы по процессу вечером, а не надеялась на то, что у меня есть еще время до обеда!
– В другой раз будешь планировать все заранее, а не откладывать на утро, – невозмутимо отозвалась мать. – Если у тебя все, то, будь добра, свари мне кофе.
Лена почувствовала, как вспыхнули щеки – никогда прежде Наталья Ивановна не позволяла себе в общении с дочерью подобного пренебрежительного тона, такой нарочитой холодности и равнодушия.
«Чем я это заслужила? Тем, что старалась до конца выполнить свой долг и не отказалась от расследования? Но ведь они сами меня этому учили – она и отец!»
Борясь с кофемашиной, Лена в отчаянии думала о том, что прошлое, как ни старайся от него сбежать, все равно ухитряется догнать и цапнуть побольнее в самый неподходящий момент. Злополучное дело об убийстве и самоубийстве, в ходе расследования которого всплыли нелицеприятные подробности о прошлом ее отца, мешало ей восстановить отношения с матерью. Иногда Лене казалось, что она совершила огромную ошибку, придя работать в адвокатское бюро Натальи Ивановны, и нужно было поискать другое место. Но в душе она понимала, что на этот шаг ее толкнуло как раз желание вернуть все, что было до самоубийства отца. И пусть мать порой ведет себя невыносимо, Лена все равно любит ее и хочет быть рядом. Наверное, Наталье Ивановне просто нужно больше времени, чтобы это понять.
Неделя выдалась совершенно суматошная, Лена заменяла секретаря, совмещая это еще и с работой по двум оставшимся у нее делам – новых ей, к счастью, мать не дала. Домой приходила поздно, так как не успевала сделать все, что требовалось, до конца рабочего дня, и потому вынуждена была засиживаться в бюро почти до ночи. Сил не оставалось ни на приготовление ужина, ни на книги – Лена с трудом дотаскивала себя до душа и валилась на кровать, почти мгновенно засыпая. Но и сон не приносил облегчения и не давал отдыха – почему-то постоянно мучили кошмары, от которых она по нескольку раз за ночь вскакивала в постели и, нашарив дрожащей рукой кнопку бра над головой, долго сидела, обхватив колени руками и глядя перед собой, и слушала, как бешено колотится сердце.
«Я так с ума сойду, – с тоской думала Лена по утрам, глядя на себя в зеркало. – А что – взгляд уже вполне безумный, под глазами круги, да и вообще вид какой-то болезненный». В такие моменты ей в голову приходила мысль о том, что ее одиночество сейчас как нельзя кстати – ну, какой мужчина захочет каждое утро просыпаться рядом с такой красавицей? Да и дома она теперь практически не бывает, а если Ирина Витальевна не выйдет из своего отпуска, то Ленина ссылка в приемную явно затянется до тех пор, пока мать не найдет нового секретаря, а это будет долгий процесс. Наталья Ивановна весьма придирчиво подходила к подбору сотрудников, предъявляя очень длинный список требований к соискателям.
Но в понедельник Ирина Витальевна пришла. Лена, с облегчением выдохнув, принялась вводить ее в курс того, что произошло за неделю, однако вдруг заметила на лице секретаря равнодушное выражение. Ирина вроде бы слушала, кивала, но было видно, что мыслями она не здесь.
– С вами все в порядке? – спросила Лена осторожно.
– Да, спасибо, все хорошо, – ровным тоном отозвалась Ирина, перекладывая папки со стола на подоконник.
Лена еще раз внимательно взглянула ей в лицо, но выражение глаз за большими очками не изменилось, так и осталось равнодушным.
«Очень странно, – подумала Крошина, направляясь в свой кабинет. – Она не выглядит отдохнувшей, скорее наоборот, еще более измученной. Ее что-то гложет. Но как узнать что?»
До конца рабочего дня Лена так и не сумела сделать еще одну попытку поговорить с секретарем, внезапно мать собственноручно принесла ей две папки с новыми делами, и Лене пришлось вникать в подробности и созваниваться с клиентами, назначать им встречи и планировать завтрашний день почти по минутам. Когда же она собралась наконец перед уходом домой зайти в приемную, оказалось, что Ирина Витальевна уже ушла. Визитки экстрасенса в стакане с карандашами не было, хотя Лена помнила, что всю проведенную в приемной неделю не прикасалась к ней.
«Может, выбросила? Хотя… что я прицепилась к этой визитке? Не факт ведь, что Ирина воспользовалась контактами этого Воланда. Ну, объективно – зачем ей? Код на бизнес поставить? С умершим родственником по душам побеседовать? Она странная, конечно, но вменяемая ведь, мыло не ест вроде. К чему ей экстрасенс? Мать ее болеет неизлечимо, и тут бессильны любые экстрасенсы, должна ведь она это понимать. Может быть, ее проблемы вовсе никак не связаны с этой злополучной визиткой?»
С этими мыслями Крошина и направилась домой. Вечер был теплым, безветренным, захотелось пройтись по улице, а не оказываться сперва в трамвае, а потом сразу в четырех стенах квартиры. Лена почти машинально свернула на бульвар и медленно пошла вниз по склону, смешавшись с гуляющей толпой. Она любила это время года, когда все оживает в предчувствии скорого тепла, когда воздух пахнет по-особому, а на голых ветках появляются первые почки. Город уже привели в порядок после зимы, на клумбах чернела свежая земля, подготовленная к посадке цветов, газоны были чисто выметены, и на них уже проклевывается первая трава. И настроение в это время года у Лены всегда бывало хорошим, пусть даже случались какие-то неприятности.
– Да в конце концов! – вдруг услышала она справа от себя раздраженный мужской голос: – Неужели это так трудно – встать туда, куда я попросил?
Лена повернула голову и буквально вросла в асфальтовую дорожку. На газоне справа шла фотосессия – две девушки и парень в ярких нарядах пытались принять какую-то причудливую позу, а напротив них, расставив ноги и скрестив руки на груди, стоял Никита Кольцов в окружении ассистента, гримера и какой-то женщины лет пятидесяти в ярко-голубом брючном костюме. На шее его висел фотоаппарат, ассистент протягивал ему другой, но Кольцов словно не замечал этого, зло уставившись на моделей, так и не сумевших принять нужную фотографу позу.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...