– Продал родину, – презрительно сказал Антуан и сделал вид, что хочет метнуть в профессора нож.
– Я согласился работать с древней находкой исключительно из научного интереса. Отказался категорически от денег. Ну, от излишне больших денег. Так, в разумных пределах…
– Не отвлекайся.
– Моя главная заслуга не в том, что удалось восстановить основные функции АКОСа, но в том, что я понял: клонирование – тупиковый путь. Древние люди не занимались клонированием. Они синтезировали новые существа с параметрами организма-донора.
Клод снова стукнул Сенчина по коленке:
– Трясти заслугами будешь на суде. Идём дальше. Чем добедовые технологии отличаются от наших или ханаатских?
– Всем, молодой человек. Добедовые учёные добивались стопроцентной точности синтеза, молекула в молекулу, а у нас – трата денег депозантов на сатисфакцию собственного невежества.
Клод показал на колбу:
– Клон будет таким клоном, о каком мечтают шефы Корпорации?
– Я же говорил, не существует клонирования…
– Не придирайся к словам. Мне влом произносить «синтезированное существо». Отвечай, он будет покорным биороботом?
– Нет, конечно. Эти мечтатели из корпорации хотят видеть в добедовых технологиях только выгодные для себя стороны. Синтезан по идее должен не отличаться от донора. Но он не копия и не клон. Повторяю, это отдельное живое существо.
Клод сверился с записями в своём портабельном ординатёре:
– Правда ли, что память и навыки оригинала переносятся в клона? Синтезана, если угодно, дед.
– Молекулярный процесс формирование памяти заключается в установлении связей между нейронами. То есть ты, Клод, в каждую секунду существования – это определённая конфигурация синапсов в нейронной цепочке. Добедовые учёные могли создать точный биоинформационный слепок организма в данный отрезок его жизни.
– Почему мы или ханаатцы так не могли? Я знаю, что тридцать лет назад ты руководил экспериментом…
– При нашем уровне развития счётных технологий – невозможно. Находка в древней лаборатории почти решила проблему переноса данных из ординатёра в искусственный организм.
– Какие результаты?
– Сначала мне удалось синтезировать овцекорову. Новая версия откликалась на ту же кличку, что и оригинал.
– А зачем для синтеза людей ты набирал именно молодых пейзан?
– Древние могли создавать организм на любом сегменте его биологического возраста. Мой АКОС работает лишь с людьми лет до тридцати. Баланс – двадцать пять лет.
– Почему возрастной ценз?
– С процессом старения организм набирает слишком много данных. Цифровая копия мозга сорокалетнего человека займёт всю память ординатёра, не оставив места для информации об остальных клетках организма. Не говоря уже о бактериях…
– Бремя опыта, – вставил Гоша.
– А почему именно пейзане?
Гоша вмешался:
– Тут мне ясно, командан, они же тупые. Их проще копировать.
Профессор согласился:
– Недостаток образования, простая сельская жизнь, несложные хобби, вроде пьянства и походов на сабельные чемпионаты – всё это умещается в пределы возможностей наших ординатёров.
Антуан усмехнулся:
– Ты наплодил ещё пейзан? От них и так деваться некуда.
– Я успел провести только четыре серии синтеза существ. Первое существо не получилось, сбой при переносе данных. Я провёл перенастройку АКОСа. Второе тоже не смогло вырасти живым, я неправильно рассчитал количество диссоциативного электролита. У третьего оказалось слабое сердце. Мы его несколько дней держали на аппарате искусственного кровообращения, да отключили. Электричество много тратилось.
Антуан махнул ножом:
– Мясники, ничего в вас человеческого.
– Так, а четвёртый?
Профессор кивнул на одного из мёртвых солдат:
– Четвёртый получился хорошо. Живой, без дефектов. Оставил его для наблюдений, заодно назначил в охрану. Успел привыкнуть к нему. Но именно он демонстрировал вспышки эмоциональной нестабильности.
– Почему?
– Я считаю, что причина в том, что мы синтезируем существ из иного материала, чем добедовые люди.
– Они разве не из трупов делали?
– Нет, конечно. Это уже наш варварский подход. Из чего синтезировали организмы добедовые люди не известно. Нашёл упоминание, что выращивали некий искусственный материал. То ли растение, то ли специальных животных, то ли просто биомассу.
Клод поморщил лоб:
– Но ведь я не пейзанин. Ты уверен, что получится?
– Что-то да получится… Мне самому интересно, как субпрограмма АКОСа выкрутится из положения. Ведь какую-то часть твоего информационного слепка придётся выбросить, чтоб уместить в память. Интересно – какую. У меня несколько предположений: или синтезан получится дегенератом, либо младенцем с полным набором твоих знаний и памятью…
– Представляю, какой кошмар быть запертым в теле младенца! – Воскликнул Гоша.
– Или того хуже – копия сознания Клода будет жить внутри «фарша», который так и не принял форму человека, потому что не хватило места для «чертежей» тела. Было бы интересно наладить обратную связь с сознанием «фарша». Полагаю, он быстро сойдёт с ума…
Профессор поднялся со стула и постучал пальцем по колбе:
– Наши ординатёры с трудом ворочали базу данных с фенотипом пейзанина. А ведь мы их даже не расшифровывали и не очищали от мусорных данных, как могли добедовые учёные. Просто копировали в буфер и записывали в синаптическую последовательность созревшего мозга синтезана и его клеток.
Гоша достал из холодильника тартины с ветчиной и несколько бутылок оранжины. Раздал товарищам. Антуан оттолкнул руку с упаковкой тартин:
– У нас под боком пюре из мертвяков, а ты хавать собрался…
– Обед по расписанию. Держи тартинку, Клод.
Клод отошёл от центра комнаты и подозвал Антуана:
– Ты всё понял из разговора с Сенчиным? Понял, что если сейчас из этой колбы выйдет мой точный клон, то всему Эскадрону хана?
Антуан удивился:
– Почему?
– А если у профессора врёт? Наши заказчики получат возможность создать армию дешёвых воинов, которых можно расходовать, не беспокоясь о компенсациях семьям погибших.
– Но ведь синтезированные существа всё равно будут копией оригинала? Значит, нет уверенности в их лояльности. Не думаю, что, например, мой клон будет так туп, что пойдёт в корпоративное рабство, чтоб умереть во славу чужого капитала.
– Из одного тренированного имбециля, воспитанного в преданности к корпорации, накопируют тысячу. Это вопрос времени воспитания одного солдата. Пятнадцать-семнадцать лет.
– Мерде!
– Синтезирование солдат уничтожит деятельность не только моего Эскадрона, но и всех Приватных Военных Компаний. Наши услуги перестанут быть нужными.
– Что делать-то?
– Если эксперимент получится и из АКОСа выйдет покорный военный биоробот, то грохнем профессора и уничтожим всю лабу. А заказчику скажем, что успешный клонаж – дезуха от ханаатцев.
Антуан достал гранату:
– Смастерю пока что мину. Профессора мочкануть?
– Давай подождём результатов. И если что – я сам.
Глава 7. Дель Фин
От воспоминаний чужой жизни я очнулась из-за крика и того, что кто-то тряс меня за плечо. Открывать глаза не хотелось, казалось, что надо мной стоял Сенчин, ожидающий, когда приду в себя, чтоб снова оттягивать мне веки и заглядывать в глаза.
Села на кушетке, осмотрелась, стараясь понять, сколько пробыла в забытьи. Антуан настойчиво тряс за плечо, не скрывая отвращения. Впрочем, меня саму тошнило от запаха засохшего на теле электролита.
Антуан бросил мне на колени автомат.
Головокружение мигом прошло.
– В укрытие! – заорал Гоша и юркнул за выступ. Я спряталась рядом с Клодом за перевёрнутой кушеткой. Профессор Сенчин заметался туда-сюда, поскальзываясь в вонючих лужах электролита. В последний момент успел присесть за стеклянной колбой клонатора.
Дверь вздуло силой взрыва. Железо лопнуло. Дверные болты и заклёпки разлетелись. Лабораторию заволокло дымом и пылью.