Я было полез за бумажником, но он протестующе поднял руку:
— Не надо, сеньор. Добрый капитан позаботился обо всем.
Снова Хэннах. Я смотрел на извозчика, пока он пробирался по качающемуся настилу до пирса, а потом повернулся и поднялся по железным ступеням на палубу. Тут же на меня двинулась гигантская фигура, выступившая на свет из тени у прохода. Меня встретил негр с серьгой в одном ухе и большой кудрявой бородой.
— Сеньор? — произнес он.
— Я ищу капитана Хэннаха. Он ожидает меня.
Во тьме блеснули зубы.Еще один друг Хэннаха. Это становилось однообразным. Не говоря ни слова, негр просто открыл дверь, и я вошел.
В старые времена здесь располагался главный кубрик. Теперь его весь заставили столами, и люди сидели за ними плотно, как сардины в банке. Над красочным застольем висела густая пелена дыма, что вкупе со скудным освещением делало видимость проблемой, но все же я ухитрился разглядеть в углу, за маленькой площадкой для танцев, стойку бара. Оркестр из пяти человек наяривал кариоку, и большинство сидевших подпевали ему.
Я увидел Хэннаха в гуще людей на танцевальной площадке. Он плотно прижимал к себе по-настоящему красивую по всем стандартам девушку в ярко-красном атласном платье, обтягивавшем ее стройную фигуру будто вторая кожа. Как я догадался, в ее жилах текла негритянская и европейская кровь. Девушка была дьявольски хороша.
Он повернул ее, увидел меня и завопил:
— Эй, Мэллори, вот и ты наконец!
Оттолкнув партнершу, будто она для него ничего не значила, он стал пробиваться сквозь толпу ко мне. Никто не обижался на него, даже когда, задев, он перевернул пару стаканов с выпивкой. Все улыбались ему, а один или два похлопали его по спине и дружелюбно поздоровались.
Он уже хорошо выпил, что показалось мне естественным, и встретил меня как давно потерянного и вновь обретенного родного брата.
— Ты почему задержался? Бог мой, я весь исстрадался. Идем, у меня накрыт столик на палубе, там мы хоть будем слышать друг друга.
Подхватив под локоть, он потащил меня через толпу к раздвижной двери в дальнем конце. Когда попытался открыть ее, возле нас появилась девушка в красном атласном платье и обняла его за шею.
Он схватил ее за запястья и так сильно их сжал, что она вскрикнула от боли. В тот момент он уже не выглядел таким добродушным, а его плохой португальский язык сделал его слова совсем жесткими:
— Потом, ангел, потом! Я займусь тобой, и ты будешь довольна, только сейчас мне надо побыть немного с моим другом. О'кей?
Когда он отпустил ее, она, обиженная, подалась назад и растворилась в толпе. Мне показалось, что женщин здесь гораздо больше, чем мужчин, и я поделился с ним своим наблюдением.
— Это что, бордель?
— Но лучший в городе.
Сэм отодвинул дверь, и мы вышли на палубу в приватный отсек, где под полотняным тентом у поручней стоял стол, накрытый на двоих. Над ним висела лампа, а дождь потоком лил с тента.
Хэннах крикнул по-португальски:
— Эй, Педро, поворачивайся-ка побыстрее!
Потом усадил меня на один из стульев и достал бутылку вина из ведра с водой, которое стояло под столом.
— Ты любишь "Поули Фюссе"? Они специально для меня достают его. Я его просто ведрами пил в старые времена во Франции.
Я попробовал немного. Вино оказалось холодным как лед, терпким и освежающим.
— Вы были на Западном фронте?
— Конечно. Целых три года. Таких бесконечных три года, скажу я тебе.
Это по крайней мере объясняло, почему у него капитанский чин.Я сказал:
— Но ведь Америка не вступала в войну до 17-го года.
— Ах, это! — Он отклонился назад, чтобы не мешать обслуживать нас подошедшему с подносом официанту, в белой рубашке и кушаке. — Я летал у французов в эскадрилье "Лафайет". Ньюпорт-Скаутс и Спейдс.