Костя прекрасно «вырос», сумел сделать головокружительную для пацана из Шанхая карьеру, и, надо признать, место для своего двухэтажного, крытого заморским металлическим шифером особняка он выбрал интересное, на самом краю широченного, заросшего березняком оврага.
Костин дом возвышался над округой, как капитанский мостик. Там, внизу, шумели верхушки деревьев и поблескивали пруды. Осенью овраг был наполнен сухой листвой, а весной – легкой изумрудной дымкой. Летними слепыми дождями прямо над оврагом вставали в ряд по две-три радуги, а зимой березовые стволы бросали на белый снег долгие синие тени. И над всей этой сокровищницей природы расстилалось огромное синее усть-кудеярское небо.
Живя в такой красоте, пожалуй, можно было и не замечать, что уже в двадцати метрах от оврага начинается район превращенных в коммуналки купеческих полуторасотлетних домов. Хотя, наверное, и в этом можно было найти свою прелесть – Костя же что-то находил…
– Едем! – решительно подвел итог отец Василий. – Тем более что мы уже договорились.
Тем же вечером он обошел пустой храм, отпустил с богом диакона Алексия, провел инструктаж с молодым парнем, пришедшим на подмену храмовому сторожу Николаю Петровичу, почти доверху загрузил свои старенькие «Жигули» приготовленной Олюшкой снедью, бережно усадил беременную жену на заднее сиденье и вскоре уже подъезжал к дому главного врача районной больницы.
* * *
Они посидели от души. Поначалу, как и следовало, все было пристойно. Отец Василий, памятуя о сорокадневном Рождественском посте, лишь обмакивал в рюмке губы, периодически пускаясь в долгие рассуждения о многотрудном пути каждой христианской души, но прошла пара часов, и он уже охотно откликался на полупристойные Костины врачебные байки в духе самого черного, самого врачебного юмора, а потом и сам начал вспоминать еще более непристойные, передаваемые в семинарии, несмотря на стукачество, из поколения в поколение легенды.
И в конце концов наступил момент, когда священник вспомнил свое в самом прямом смысле этого слова боевое, еще досеминарское, прошлое и начал демонстрировать на Толяне приемы самбо, тут же объясняя Косте, как врачу, разумеется, что именно при правильном применении у противника ломается, вдавливается или отрывается. И Толян охал от боли, а хирург со стажем Костя приходил в трепет от демонстрируемых простым православным священником неожиданно глубоких познаний в анатомии.
Потом друзья принялись обсуждать женщин, и тогда Вера с попадьей решили, что уже хватит, и потащили мужиков по домам.
– Да мы только начали! – возмущался Костя. – Что вы в самом деле?!
– Тебе, Костя, никуда идти не надо, – сварливо отметила Вера. – А Ольге своего десятипудового муженька через весь город тащить!
На это возразить было сложно.
Длительный пост, конечно же, сказался, и выпитое ударило в голову со всей возможной силой, так что, когда отец Василий, поддерживаемый с двух сторон Костей и Толяном, вышел во двор, ноги его едва держали. Дамы ушли вперед и теперь ждали, когда их догонят.
– Ну, мальчики! Скоро вы там?! – нетерпеливо стукала каблучком об утоптанный снег Вера.
– Мы сейчас… – как самый совестливый, отозвался Костя.
За невысокой, созданной лучшим архитектором области плетеной металлической оградой Костиного двора послышалась какая-то возня.
– Держи этого козла, – жестко распорядился неприятный скрипучий голос. – Я сейчас учить его буду.
Костя инстинктивно подался назад, но и Толян, и священник живо заинтересовались происходящим и, пошатываясь, побрели на странный звук.
– Маль-чи-ки! – с явным предупреждением в голосе напомнила о себе Вера. – Мы вас ждем.
– Ага, – кивнул отец Василий и, вперившись глазами в противоположную сторону, попытался понять, кто это там бузит. – Эй, вы! – с вызовом крикнул он в темноту. – Чего это вы там делаете?!
– Тебя не спросили! – грубо отозвались из-за ограды.
– Ну-ка, подожди! – Священник отпихнул державшего его главврача и ринулся вперед: с ним так разговаривать никто не смел!
Он вывалился за ограду и в обнимку с Толяном прошатался на голос. В нескольких метрах впереди четверо молодцев прижали к забору высокого худощавого мужчину. Видно было, что мужик ни капельки не боится и держится с необычайным достоинством, но ловить ему одному против четверых шанхайских все равно было нечего.
– Так, ребятишки! – распорядился священник. – Всем пописать и баиньки по домам!