– Дерьмо! Позолота! – сказал он с отчётливым отвращением. – Что же ты, православный, так низко ценишь своего Бога, что таскаешь на шее подделку, а?
Человек-без-лица выпрямился во весь рост. Клацнул предохранитель, переводимый в положение для стрельбы одиночными. Человек-без-лица навёл автомат на Семёна.
– Прощай, православный, – сказал Человек-без-лица. – Отправляйся к своему нищему Богу.
В лицо Семёну ударило ослепительно белое пламя. Звука выстрела он уже не услышал…
– угрожающе крикнул рядовой, поднимая своё оружие.
Но Кирюша успел первым. Пистолет, зажатый в его выставленных вперёд руках, дёрнулся, грохнул выстрел, изо рта противника выплеснулась ярко-алая кровь, и немец, издав отчаянный крик, повалился спиной на пол. Из-за угла сразу же налетел второй, но и его Кирюша уложил в два выстрела.
– Ловко ты их, – похвалил Громов-старший.
– Это ещё что, – отозвался Кирюша с превосходством. – Вот сейчас гестаповец будет…
– Тут и гестаповцы есть? – удивился Константин.
– И не только они, – пообещал Кирюша.
Помещение, в котором он теперь оказался, было гораздо просторнее первого. Ярко светились лампы в зелёных плафонах, подвешенных под потолком. В центре помещения кто-то додумался выложить колодец, наполненный доверху неестественно голубой водой. Кирюша к колодцу не пошёл, а свернул направо – в боковой проход.
– Сейчас, сейчас… – бормотал он.
Тут прямо по курсу движения появился некто, затянутый в синюю форму, с заломленным на бровь берете и пистолетом-пулемётом «МР-41»
наперевес.
– Гестапо! – с непередаваемым апломбом заявил этот новый персонаж.
– Получи! – отозвался Кирюша, азартно давя на клавиши.
Он выстрелил три раза подряд, и «синий», сказав нечто вроде: «Meine Liebe»,
завалился.
– Теперь у меня есть автомат «шмайссер», – с гордостью сообщил Кирюша.
– Сколько раз тебе повторять? – немедленно укорил Громов-старший. – Во-первых, это «МР-41». У него только приклад от Шмайссера. Во-вторых, под маркой Шмайссера никогда не выпускались автоматы – только пистолеты-пулемёты. А немецкий автомат того времени выглядел совсем по-другому. Он, скорее, на автомат Калашникова похож.
– Зануда ты, папа, – проинформировал отца непочтительный подросток. – Пистолет, автомат… Главное – стреляет классно.
– Ну ладно, – сказал Константин; он всё ещё не мог справиться с галстуком. – Показывай дальше.
– Мужчины! – позвала из соседней комнаты Наташа Громова. – Вы готовы?
Громов-старший посмотрел на сына, сын посмотрел на Громова-старшего.
– Мы готовы? – шёпотом спросил Константин, пытаясь затянуть на шее созданный собственными руками и совершенно невообразимый узел.
– Мы готовы, – сказал Кирюша, поправляя бабочку, – а вы… не знаю.
– Умный больно стал, – Громов отвесил отпрыску лёгкий подзатыльник. – Акселерат, понимаешь.
Кирюша не обиделся на «акселерата», хотя значения этого слова пока не знал. Он любил отца и прекрасно разбирался, когда тот по-настоящему сердит, а когда занимается тем, что сам же иронически называет «воспитанием подрастающего поколения».
С галстуком Громов-старший так и не справился. Пришлось вмешаться Наташе, и через пятнадцать минут всё семейство наконец вывалилось из парадной дома на Серебристом бульваре, чтобы разместиться со всеми удобствами в новенькой (всего месяц назад приобретённой) «девятке».