— Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь! Помогите! — судорожно закричала девушка, наблюдая, как мужчина склонился над ней, взяв ножницы с подставки, которыми принялся разрезать тонкую ткань платья.
— Здесь никого нет. Ты можешь орать, сколько тебе влезет, но меня твои визжанья раздражают. Так что закрой пасть! — рыкнул Арчибальд, сдавив горло Алены, распахнувшей огромные глаза, в которых так чувственно отображался испуг, что мужчина неволей ощутил волну раскатывающегося по телу возбуждения.
Девушка действительно замолчала, глотая ртом воздух, как только Арчи отпустил ее. Она вновь зашлась в рыданиях. По лицу стали выступать красные пятна, которые отвратно контрастировали с белоснежной кожей, из-за чего наемник поморщился, но продолжил разрезать одежду, оставляя свою жертву по пояс оголенной. Начиная приступать к самому интересному. Но стоило ему только поднести скальпель к шелковой коже, как девушка вновь закричала, и это стало последней каплей.
Арчи рыкнул, с силой ударив по хирургическому столу ладонями. Он приподнял голову вверх и шумно выдохнул, чтобы немного успокоиться и не перерезать глотку девушке прямо сейчас, чтобы не лишить себя удовольствия убить ее как полагается.
Молча он развернулся и подошел к холодильнику. Открыл дверцу и извлек клей. Самый что ни на есть идеальный клей для его увлечений. Отодрать его можно было только с кожей. Оставив кровавое месиво на месте разрыва. Он никогда не понимал, почему другие чаще всего использует изоленту. Ведь это не так остро и красиво. Ведь изолента не принесет боли, в отличие от клея, который будет разрывать плоть, как только жертвы захотят кричать, а они захотят, ведь боль будет адской.
Сжав челюсть девушки, Арчи надавил пальцами по углам от ее губ, заставив их вытянуться вперед, чтобы ему было удобно покрыть эту мякоть тягучей субстанцией, а девица попыталась замотать головой, но эти жалкие попытки лишь вызвали его ухмылку.
— Я ведь предупреждал тебя. Впрочем, я и так бы это сделал. Может быть чуть позже, — задумчиво произнес садист, щедро покрывая губы девушки клеем, чтобы тут же, пальцами, склеить их, выдержав не более минуты. — Ну вот, так-то лучше, — не слыша ни звука, лишь наблюдая градом покатившиеся слезы, дополнил мужчина, вновь возвращаясь к своему делу.
Он встал по правую сторону от нее. Скривился, когда увидел пирсинг на пупке. Все же, он предпочитал чистые тела у своих жертв, а когда он замечал какие-то погрешности, то он их тут же ликвидировал. К примеру, татуировки он вырезал, а вот сейчас, пирсинг он попросту вырвал, заставив девушку истошно замычать, содрогаясь в рыданиях, да так, что он заметил тонкую струйку крови, что покатилась от ее губ прямо по подбородку вниз.
Свежую рану от разорванной кожи он методично обработал. С нескрываемым наслаждением вытирая ватными дисками кровь.
— Эта мода меня убивает. Зачем портить такое прекрасное тело железом? Не понимаю. Совершенно этого не понимаю, — проговорил Арчибальд, взяв скальпель в руки.
Он в который раз наклонился. Провел подушечками пальцев по прохладной, гладкой кожей в районе тазобедренной кости, чтобы через секунду разрезать податливую плоть, любуясь проступающей алой кровью.
Он не удержался. Слизнул ее кончиком языка, ощущая восхитительный, металлический привкус во рту, с наслаждением прикрывая глаза. Жар стремительно разошелся по телу. И внутри все как-то слишком быстро напряглось. Стало тесно и узко. До черта узко.
Она была вкусной. Сладкой. Пленительной. И это сносило остатки его самообладания. Встряхнув головой, он попытался собраться. Отогнать этот дурман и ему почти удалось, если она не взвизгнула от боли, когда задумавшись, он вогнал лезвие глубже, чем планировал. По девичьему подбородку потекла кровь быстрее. Еще одна алая лента присоединились к самой первой — тонкой. И это было столь очаровательно. Что мужчина нагнулся вперед, соприкасаясь своими губами с губами пристегнутой им, обездвиженной девушки.
— Ты прекрасна, — любуясь, ласково перебирая рыжие кудри, проговорил мужчина, делая разрез не глядя, стараясь запечатлеть болезненную гримасу на лице бабочки, что попала в его сети. — Я оставлю на тебе свое клеймо. Оно столь же восхитительно и идеально, как и ты, чтобы каждый, кто найдет твое тело, знал, что ты принадлежишь мне, что свои последние часы ты провела в логове Жреца, а иначе Кровавого бога.
Арчи дочертил рисунок быстро. Оставляя на девичьем теле свою подпись, как делал это всегда перед тем, как приступить к излюбленному им делу — искусству, ведомому далеко не каждому, лишь особенным и он таковым являлся. Подушечками пальцев, он словно нарисовал две восходящие полосы девичьей кровью. После чего очертил пальцами ключицу девушки, на долю секунды задумавшись.
Он перестал обращать какое-либо внимание на свою жертву. Сейчас его интересовала лишь ее кожа, что служила идеальным холстом для его фантазии, которую ему не терпелось воплотить. Он начал с шеи, аккуратно сделал несколько надрезов, любуясь проступающей кровью, вид которой действовал на него как лучший в мире наркотик. Словно морфий: окрылял, дурманил и уничтожал.
Еще и еще, вырезая на пухлой груди листья, что обрамляли распускающиеся, вырезанные им до этого цветы, он спускался по ее телу вниз, к бедрам, где стал чертить усыпанные иглами ветки, словно вырисовывая дивный куст распускающихся роз, вот только кровь не позволяла всецело насладиться рисунком, немного искажая идеально вычерченные границы. Арчи закончил через час, может больше и, взглянув на девушку, нахмурился, ведь он даже не заметил, что та давно уже потеряла сознание от боли и едва дышала из-за потери крови, которая струйками стекала по ее плоти вниз, исчезая в специально установленных стоках.
Он включил вытяжку, чтобы избавиться от чересчур явственного запаха крови и извлек из холодильника бутылку воды. Сделав блаженный глоток, Арчи направился к столу, подключая излюбленный им механизм, который посылал разряды тока в тела его жертв, когда ему нужно было привести их в чувство или же убить, а может сделать так, чтобы они корчились от боли? Он мог все. В своей пыточной он чувствовал себя богом. Кровавым богом.
Разряд был слабым, хоть и болезненным, но как раз таким, чтобы девушка, содрогнувшись, распахнула глаза, уставившись в полок.
— Я еще не закончил. Не время покидать меня, — осуждающе протянул Арчи, убрав продезинфицированный скальпель на место, и взял махровую тряпочку, смоченную теплой водой, чтобы омыть девичье тело от скрывающей его рисунок крови.
Методично и аккуратно, наблюдая, как девушка корчится от боли, подпевая себе под нос излюбленный им мотив. Странно, но именно это занятие приносило ему не меньше удовольствия, чем сам процесс, когда жертва была измучена, истерзана, хоть и не совсем. Да, сегодня как-то слабо. Ни тебе отрезанных конечностей. Ни оторванных губ из-за адских криков. Ни обрезанных век, потому что жертва не хотела на него смотреть. Как-то совсем не кроваво. Ну и что, что ее тело исполосовано вдоль и поперек? Ну и что, что она теперь словно картина, а по ее телу распускаются бутоны роз? Ну и что, что она истекает кровью? Ну и что, что у нее уже нет сил для борьбы, для судорожных всхлипов? Это все не то, и это его жутко раздражает. Впрочем, ладно, возможно, сегодня он оставит все так, как оно есть. Постарается оставить.
Алена едва может сфокусировать взгляд на садисте, а он, стянув с себя запачканную кровью рубашку, рассматривал дивный предмет. В ее глазах двоилось. Что-то конусообразное, металлическое, с винтом и круглым наконечником. И отчего, сейчас ей стало до ужаса страшно. Именно сейчас, а не до сих пор. Словно инстинкт сработал. Она начала извиваться, издавать булькающие звуки, которые просачивались через разорванную плоть на когда-то пышных губах. Ее страх был так осязаем, что садист словно почувствовал его, учуял, развернулся, прищурившись посмотрев на девушку, и тут же оскалился, приближаясь к ней, давая рассмотреть поближе.
— Ты знаешь что это? — задал вопрос наемник, а девушка едва заметно покачала головой. — Это железная или ужасная груша. Данное орудие пыток пользовалось большим спросом во время Инквизиции. Обычно им наказывали разгульных женщин и геев. Изобретена она было в шестнадцатом веке, неким Гошером, который был французским разбойником, конечно, если мне не изменяет память. Механизм ее действия до одури прост. После того как ее вставили в тело: в оральное, вагинальное или анальное отверстие, ее раскрывали, что способствовало разрыву глотки, влагалища или прямой кишки. После чего жертва умирала в жутких муках, конечно, если не умирала до или же теряла сознание… Чудное изобретение, не правда ли? — с нездоровым блеском в глазах, проговорил Жрец, так и не дождавшись от девушки никаких восхищенных взглядов, что порядком его задело, даже разозлило и эту злость он решил подавить самым что ни на есть кровожадным методом, который точно не оставит ее равнодушной. — Впрочем, я продемонстрирую, — изрек мужчина, и только сейчас девушка вновь принялась дергаться, извергать какие-то хриплые звуки и рыдать, усиленно и тошнотворно рыдать. — Не обещаю, что тебе понравится, — ласково улыбаясь, поцеловав свою жертву в лоб, произнес Арчи, извлекая кинжал из ножен, чтобы разрезать остатки девичьего белья.